Нечаянные крылья

— Если ты про ваш мысленный язык, то он владеет им, — сказал имень. — Этот язык есть в нашей семье, в каждом поколении. Мне, правда, он не достался. Так что не надо про псарню.

— Что?.. — вскинул брови Дьян. — Язык — в вашей семье?..

Эстерел достал из кармана мешочек с ожерельем, и вытряхнул на ладонь сверкающие камни.

— Это принадлежало моей бабушке, — объяснил он. — Ее отец был из вашего народа. Валента нашла это ожерелье незадолго до родов. Она очень разволновалась, и говорила, что ты непременно должен знать об этом.

Дьян протянул руку, взял ожерелье, растянул нить во всю длину.

— Дядя Омис?

— Да-да, вижу, — буркнул тот, — цвета Шанияров. Вот, значит, куда подевалась пропавшая дочка Шанияра.

Дьян взглянул на Эстерела.

— Может быть, тебе забавно будет узнать, родственник, что моя сестра сбежала и вышла за тебя, потому что не хотела выходить за родного племянника твоей бабушки.

— Она жаловалась мне, что ты нашел ей старика.

— Не то чтобы старика. Он был достойным во всех отношениях. А теперь он погиб, и его род прервался. А она просто предпочла Шанияру другого Шанияра, точнее, почти Шанияра. Чуть-чуть Шанияра. Да, я такого не ожидал. Что ж, это действительно забавно, но не более того. Ты причинил сыну большое зло, Эстерел, и мне действительно очень жаль. Язык тут ни при чем, — Дьян вернул Эстерелу ожерелье. — Вот что, нам все же стоит встретиться с твоим парнем. Немного погодя, обязательно. Ты говорил ему о родной матери?

— Нет, — Гай Эстерел до боли сжал в кулаке холодные камни, и вдруг вспылил, — если бы ты знал, сколько раз я собирался ему все объяснить! И всякий раз моя жена насквозь мочила мне слезами рубашку, умоляя этого не делать. Она была ему матерью с первого дня. Она была в ужасе, что он узнает. А что касается встречи с ним — тебе сейчас это проще, чем мне. Я думаю, он у тебя, там, в ваших горах.

— Что? — вытаращил глаза Дьян.

— Совсем недавно он вызывал на бой дракона. Я так понимаю, что он не сказал тебе свое настоящее имя.

— Тот бродяга-дровосек? О Небо и Земля! — выдохнул князь Дьян. — Ну конечно. И почему я не понял этого тут же, как только увидел тебя сегодня? Вы же похожи!

Эстерел покачал головой.

— У него мой рост, мое сложение, и мой цвет волос. На свою мать он похож гораздо больше. Впрочем, и на тебя тоже, немного. Ты просто редко смотришься в зеркало, Дьян. И, по крайней мере, теперь я знаю, что он жив. Ведь ты, может, и не захотел бы сказать мне об этом, потому что ваш проклятый обычай это запрещает?

Дьян сжал зубы, так, что у него напряглись скулы.

— Что еще от силы есть у твоего сына, кроме языка? Что ты замечал? Кстати, с кем он разговаривал?

— С моим братом. И еще он рассказал мне, что как-то поговорил с драконом. Что ты называешь силой?

— Ну, что необычного ты в нем замечал?

— Оказывается, он чувствует драконий камень, когда прикоснется к нему. И еще, если я правильно понял, драконий камень как-то по-особому влияет на него, делает сильнее.

Дьян и старый ювелир опять переглянулись.

— Все правильно, — заметил ювелир. — Он и должен был получить всю силу нашей Валенты, раз она сказала, что он — наш.

На этом разговор закончился, потому что Дьян ушел. Просто повернулся и ушел, лишь темная портьера качнулась за его спиной. И Эстерел поступил также, не прощаясь, он тоже повернулся и вышел из большой уютной комнаты с камином под густой дождь.

Все теперь в твоих руках, Провидение…

Когда Ардай обрел способность видеть и чувствовать, он увидел вновь темноту, а почувствовал под собой что-то шерстяное и немного пыльное, вроде войлока.

— Эй, ты тут, дровосек? — весело спросила Шала рядом. — Все хорошо. Мы на месте.

Он четко помнил, как несколько мгновений — мгновений ведь? — назад они с Шалой сбежали из Драконьих гор. Сбежали с помощью ее волшебного камешка.

Глаза между тем пообвыклись, и проступили контуры мебели — они находились в каком-то помещении, причем отнюдь не в бедняцкой хибарке.

— Я сейчас зажгу свет, дровосек. Впрочем, не стоит больше звать тебя дровосеком, да? Ты опять сын именя?

— Ты могла бы меня просто по имени звать, а? — Ардай продолжал оглядываться.

— По имени. Хорошо. Так и решим. Ардай, и все, да? — определенно, она болтала слишком много ерунды, но он уже привык.

К тому же с ней так, не всегда сразу понятно, что-то стоящее она говорит или просто потешается.

Она уже ходила по комнате и чувствовала себя как дома. Выдвинула один ящик, видимо, комода, задвинула, стала дергать другой.

— Я свечи ищу, дровосек, — пояснила она. — Тьфу ты — Кай. Ой. Я опять что-то не то сказала? Ардай. Ардай, Ардай… Вот. Запомнила. Так, масла в светильниках нет, свечей нет, зажечь нечем. А ведь хотелось не волшбить понапрасну, но куда деваться?

Шала опустила люстру, и, щелкая пальцами, зажгла половину светильников, бросила шнур Ардаю:

— Подними.

Он, перебирая руками шнур, поднял тяжелую кованую люстру, закрепил шнур на стене. Вот теперь можно было и осмотреться. Он сразу узнал комнату, хоть был здесь когда-то очень недолго — это сюда его в вороньей личине притащила Шала-сова. Значит, они — во дворце наместника.