Нечистая, неведомая и крестная сила. Крылатые слова

Матрена и сама не прочь отвечать на ласки парня: не пустит она колечка дальше своей руки, если довелось ей играть в веревочку и ищет это колечко ее молодец. Никого не бьет она жгутом так больно, как того же парня, не слушает и усиленных криков его: «Чур меня!» У ней и «ох болит!» по том же парне, а и рубль пойдет: у Матрены в руках застрянет. Одним словом, девка во всем становится покорною парню.

– Слышь, Матреха, выходи-ко на супрядки к бурмистру: я там буду! – скажет волокита-парень.

И Матрена идет на супрядки, не противится, хотя и у самой в избе супрядки идут, и много еще девке пряжи прясть и мотать без бурмистрова добра, на которого хватит работниц и кроме нее. Придет девка к бурмистру, непременно придет и найдет там своего молодца, который подсядет к ней и наговорит с три короба всякого вздору.

Запоет ли, от скуки, Матрена песню: парень первый подхватит ее. Захочет ли девка уйти из избы, опять-таки тот же молодец провожает ее; надумают ли девки пошалить, подурачиться, погасить лучину в избе: первый бросается к светцу Матренин парень; а Матрена и лучину запрячет на повит как только можно дальше, в самый угол на сеновале.

Пойдут ли ворожить девки в баню о суженом: первым засядет туда тот же парень и велит Матрене завораживаться прежде других. Пойдут ли невесты слушать на поле звон или пение, – Матренин парень уже стоит за овином, дожидается суженой: ее колокольцем пристращает, а для других пропоет погребальную. Начнут ли подходить к шапке за жребием: кому с кем в этот вечер женихаться, – Матрену как будто надоумит кто вынуть ломаный грош, словно ее Матюшка и не мог бы положить неломаный. Девки молчат, как будто не замечают ничего, а ребятам и подавно нет никакого дела: всякий думает о себе и о своей – таков уж исконный обычай. Не любят только они захожих гостей и не дают своих девок в обиду. Не думают о Матрене ни парни, ни девки; думает о ней только одна мать и выговаривает:

– Ты что это, нечеса, со старостиным-то Матюшкой женихаешься: нешто не нашла попроще?

– Да он сам пристал, не я выбирала! – отвечает Матрена, и хоть в слезы пуститься.

– Не женится он на тебе, дура, помяни мое слово. Ведь ты сирота, да и без достатку; а у Матюшкина батьки мошна-то потуже бурмистриной, бают…

Но девка не верит матери, не может перечить сердцу: она и во сне с Матюшкой по ягоды ходит, грибы собирает.

– Не обманет! – говорит она в свою защиту матери. – Сам обещал ожениться, не станет врать. Вот намнясь пряников купил, платок обещал подарить. Какой только, слышь, любишь: желтый или красный, тот, мол, и принесу…

Мать все-таки стоит на своем:

– Брось-де, девка, Матюшку; выбери кого другого. Этот бычок не по нашему стаду. Вон, говорит, сестрина Паранька взяла себе Кузьку Кузнецова и идет дело по-любовному; перед Масленицей, слышь, и свадьба будет…

– Нет! – стоит на своем девка, – не отстану от Матюшки, хоть живую режь. Иной и выводное даст – да плачется, а другой и даром возьмет – да любуется. Пусть же, коли богат Матюшка – не моя вина. Недаром он пряники носит, за меня же безинского лакея отколошматил…

Мать пригрозила было к бурмистру свести, собиралась и – не собралась.

Девка продолжала любиться с парнем, пока не приехала в деревню барская горничная, которой сам барин велел выбрать лучшего парня по всей деревне.

Как назло, – словно предчувствовала Матрена – горничная выбрала старостина Матюшку и пошла вместе с ним на поклон к барину с полотенцем и куском деревенского полотна. Барин поцеловал молодую в щеку, дал ей на крестины пятьдесят рублей и велел быть ключницей, а молодому мужу приказал выдать синий армяк и послал привыкать к кучерскому делу да не подстригать бороды…

Долго ли, после такого горя, девке поплакать, проплакаться и, опомнившись, с ужасом увидеть, что все подруги-сверстницы вышли замуж: каждая за своего суженого, не несет этой доли одна только Матрена, не будет она петь на прощаньи родителям, хоть и кстати была бы эта песня:

Я еще у вас, родители,
Я просить буду, кланяться,
Не оставьте, родители,
Моего да прошеньица:
Не возил бы меня чуж-чуженин
На чужую сторонушку,
К чужому сыну отецкому,
Не пасся бы он, не готовился,
На меня бы не надеялся.
У меня ль, у молодешеньки,
Еще есть три разны болести:
Я головонькой угарчива,
Ретивым сердцем прихватчива,
Своим свойством не уступчива.

В деревне нет для Матрены женихов: остались одни подростки, а из других деревень не едут по девью красоту, потому что все знают Матрену, знают и ее Матюшку, но еще больше того знают, что злее обойденной невесты и зла мало на свете.