– Что ты несешь, Правдина! – взъерошился Эмиль.
«Он, кажется, звереет», – пронеслось в голове Виты.
– Так и есть! – взревела Ника, подбежала к учителю и, пользуясь тем, что Борис занялся заботой о теле Стелы Вениаминовны, вцепилась в седеющие волосы, обильно смазанные гелем для придания им притягательного блеска.
Осыпая Пупка пощечинами, Ника пришла в неописуемый экстаз, который появлялся у нее разве что в последний учебный день перед перспективой закрыться на чердаке и не видеть никого. Наконец, вездесущий Борис Федорович, как самый положительный герой, вынужден был оттащить любимую ученицу от нелюбимого коллеги.
– Вы… Вы… – от ярости брыкающаяся и невольно бьющая и Бориса Ника не могла говорить, то и дело запинаясь и кашляя. – Вы натравили на нас эту гадость, а теперь потешаетесь над нашими смертями!
По кабинету директора прошел гул. Пытающаяся оттереть кровавые пятна с ковра (кощунством было позволять такому дорогому приобретению окончательно испортиться!) Римма в нерешительности переводила взгляд с одной ругающейся стороны на другую.
– Замолкни, курица! Как ты смеешь… – взвизгнул Эмиль, схватился за сердце, хрипло задышал и свалился на только что вытертый ковер.
Никто не подбежал к нему. Все словно застыли в страхе за собственную жизнь.
– Он мертв, – декламировал Борис Федорович, стоило ему прикоснуться к груде на полу.
24
Уцелевшие заперлись в блоке шестилеток, поскольку только здесь Нечто не успело еще распустить свои жаждущие белка лапы. Помещение здесь давно не ремонтировалось и не отапливалось, с потолка свисали хлопья серой паутины. Истлевающая мебель разного возраста и цвета валялась на запыленном полу. Первоклассники давно были выгнаны с этой безопасной территории в разночинство смешанных классов, где преждевременно вступали на нелегкий путь взросления. Маленькие дети, только недавно оторванные от работающих матерей, быстро привыкали к вечному хаосу школы и привлекательным занятиям, от безделья выдуманным старшими авторитетными товарищами.
– Я, кажется, знаю, как справится с этой дрянью, – неожиданно раскрыл рот Кирилл, не славившийся красноречием.
Поскольку до сих пор никто не предложил вразумительный план борьбы с кровожадной слизью, особенного воодушевления высказано не было. Кристина же странно посмотрела на Кирилла и, по всему было видно, собиралась сказать что-то, но вспомнила о своей немоте. Степан забился в угол и не то что не собирался утешать возлюбленную, но, кажется, сам нуждался в поддержке.
– Ну и как? – осведомился Борис Федорович, не выдержав долгой паузы, которую взял Кирилл после своего заявления.
Ника подумала, не косит ли Кирилл под Джулию Ламберт, но с пренебрежением вспомнила, что он не увлекается литературой и как-то даже обронил, что в стихах Ахматовой не хватает рифмы. Напомнив себе об этом, она фыркнула и отвернулась от Кирилла.
– Этот код – 2=0… Значит что-то. Это не просто цифра, нацарапанная на стене, – глубокомысленно начал Кирилл, едва ощутимо картавя.
– Понесся… – запротестовала Вита. – Сейчас начнет про машину времени втирать.
– Ну, – невозмутимо продолжал умник, отрешенно глядя на товарищей по несчастью, – если вы хотите сдохнуть здесь от голода или кануть в пасти плесени, милости прошу…
– Ладно, ладно, – пошла на попятную ставшая толерантной Марго. – Выкладывай.
– В общем, это должно что-то значить, – завершил мысль Кирилл.
– Ты это уже сказал, – напряглась Ника.
Кирилл отвернулся к стене и не прибавил больше ни слова. Не желая успокаиваться, строптивая Ника подсела к нему и, не обращая внимания на остальных в классе, по полу которого они бегали в восемь лет, предприняла попытки разузнать все. Борис Федорович и Марго обсуждали возможность взрыва плесени, Вита заливисто смеялась со Степаном, оставив Кристину уворачиваться от спускающихся с потолка пауков. Кристина гневно оглядывала собравшихся, но молчала, как и Валера, тупо уставившийся на свои пальцы. Римма осталась у тела Пупка, а Нина Тамаровна исчезла в неведомом направлении.
– Кирилл, – неуверенно начала Ника, боясь спровоцировать насмешливый взгляд и почувствовать себя дурой. – Как ты не понимаешь, что подставляешь не только нас, но и себя с сестрой? Пусть ты нена… недолюбливаешь нас, но подумай хоть о себе…
– Ты предлагаешь мне стать эгоистом? – заносчиво процедил Кирилл.
– Все люди эгоисты, это норма.
– Наши жизни – ничто по сравнению с величием вселенной…
– Пусть так, но жить все равно хочется.
– Ладно. В общем, это код.
– Что за код?
– Обычный шифр.
– Это нелепица! – по обыкновению отрубила Ника.
– Нет, если принять за «равно» другой зашифрованный знак, – спокойно доложил ее собеседник.
Ника задумалась. За разговорами с Кириллом на нее находило чувство беспомощности перед его интеллектом.
– Перевернуть равно? – спросила она тихо.
Кирилл улыбнулся.
– Я всегда подозревал, что ты умнее, чем кажешься.
– И что теперь делать?
– Не знаю. Плевать.
– Получается… 2110. И что?
– Год конца света? – пошутил Кирилл и хмыкнул. Во всех его манерах сквозило что-то отталкивающе, хотя внешность нельзя было назвать неприятной. – А если 21-10?