Necropolitics

Точнее, рабы были продуктом динамики хищничества в экономике, в которой создание прибыли на одном берегу Атлантики тесно зависело от системы, сочетающей набеги, захватнические войны и различные формы "охоты на людей" на другом берегу. Во времена торговли негритянскими рабами капитализм функционировал за счет захвата и потребления того, что можно назвать биостоком, одновременно человеческим и растительным.

Экологические нарушения, вызванные этим масштабным истощением человеческих ресурсов и процессом насилия, еще предстоит систематически изучать. Но плантации Нового Света вряд ли могли работать без массового использования "скорых солнц", то есть африканских рабов. Даже после промышленной революции эти настоящие человеческие окаменелости продолжали служить в качестве угля для производства энергии и обеспечивал необходимый динамизм для экологического преобразования системы Земли. Для совершения таких многообразных грабежей требовалось мобилизовать и расходовать огромный капитал. В обмен на это рабовладелец мог получать от рабов рабочую силу по относительно низкой цене, поскольку эта работа была неоплачиваемой. Кроме того, время от времени он мог продавать рабов третьим лицам. Отчуждаемый и передаваемый характер раба делал его частным товаром, открытым для денежной оценки или рыночного обмена.

В атлантической экономике мир рабов характеризовался многочисленными парадоксами. С одной стороны, будучи полезными для получения прибыли, рабы подвергались глубокой символической и социальной девальвации через свое унижение. Вынужденные разделить судьбу объекта, они оставались людьми до глубины души. У них были тела. Они дышали. Они ходили. Они говорили, пели и молились. Некоторые из них учились, иногда в тайне, читать и писать. Они болели, и в ходе терапевтических практик стремились восстановить сообщество исцеления. Они испытывали недостаток, боль и печаль. Они восставали, когда оказывались на волоске от гибели, и восстание рабов - это мотив абсолютного ужаса для их хозяев.

Кроме того, несмотря на глубокую порчу и стигматизацию, эти фундаментальные человеческие существа представляли собой резервы стоимости в глазах их владельцев. Подобно деньгам или другим товарам, они служили средством совершения всевозможных экономических и социальных сделок. Как движимые объекты и протяженная материя, они имели статус того, что циркулирует, во что вкладывается и на что тратится. С этой точки зрения, рабовладельческие миры - это миры, в которых производство материи осуществляется с помощью живой плоти и дневного пота. Эта живая плоть имеет экономическую ценность, которая может быть, в зависимости от случая, измерена и количественно оценена. За нее можно назначить цену. Материя, произведенная из пота на лбу рабов, также имеет активную ценность, поскольку раб преобразует природу, превращает энергию в материю, сам является одновременно материальной и энергетической фигурой. С этой точки зрения рабы - нечто большее, чем просто природный товар, которым пользуется хозяин, от которого он получает доход или может без ограничений продавать на рынке. В то же время от всех остальных их отличает фундаментальная отчуждаемость. Объяснение этой фундаментальной отчуждаемости следует искать в принципе расы.

 

Нулевой мир

Кроме того, жизнь под знаком расы всегда была эквивалентна жизни в зоопарке. На практике в основе создания зоопарка лежат два или три процесса. Во-первых, похищение, отлов и содержание животных в клетках. Животные изымаются из естественной среды обитания людьми, которые, захватив их, не убивают, а помещают в обширное подразделение, при необходимости разделенное на несколько мини-экосистем. В этом пространстве животные лишены значительной части ресурсов, которые обеспечивали их жизнь естественными качествами и текучестью. Они лишены возможности свободно передвигаться. Чтобы добыть пищу, они отныне полностью зависят от тех, кому поручено их ежедневное содержание.

Во-вторых, прирученные таким образом животные становятся объектом негласного запрета. Их нельзя убивать только в исключительных случаях и почти никогда для непосредственного употребления в пищу. Их тела, таким образом, теряют признаки мяса, тем не менее не превращаясь в чистую человеческую плоть. В-третьих, такие животные в неволе не подвергаются строгому режиму одомашнивания. Со львом в зоопарке обращаются не так, как с кошкой. Он не участвует в частной жизни людей. Поскольку зоопарк не относится к домашнему царству, дистанция между людьми и животными сохраняется. В самом деле, их выставка разрешается этой дистанцией, поскольку выставка не имеет смысла, кроме как при разделении между зрителем и экспонируемым объектом. При всем этом животное живет в подвешенном состоянии. Отныне оно не является ни тем, ни другим.