И тот, не раздумывая, кто или что его предупреждает, выхватив меч, ударил с разворота наотмашь. Сталь зазвенела о сталь. Перед Кащеем стояло странное мускулистое существо, почти человек. Если бы не венчавшая человеческое туловище бычья голова. В руках у человеко-зверя был вычурный топор, от соприкосновения с которым и зазвенел меч Бессмертного.
Где-то за спиной испуганно взвизгнула Василиса, за ней — Тесеус. Изумлённо выматерилась Яга. Кащей, скрежеща лезвием меча по топору, увёл его в сторону, еще раз развернулся и снова ударил. Меч чиркнул по плоти, врезался в кость, выворачивая Бессмертному руку. Чудовище взревело от боли, замахиваясь и нанося удар. Кащей дернул меч на себя и вверх, блокируя удар. Ухватив оружие второй рукой, стал выворачивать давящий на него топор. Урод с бычьей головой агрессивно сопел. И Кащей поступил так, как в честном бою не поступил бы ни один рыцарь, дорожащий собственной репутацией. Он изо всех сил пнул странное существо прямо в то место, которое мужчины прикрывают рукой, окунаясь в слишком горячую воду.
К такому человеко-быка жизнь не готовила. Зверь зарычал от боли, выронил топор и упал на колени, схватившись за причинное место. А Бессмертный, из последних сил удерживая меч онемевшей от боли рукой, ударил его прямо по шее, отсекая бычью голову.
— Во имя справедливейшего из царей, защитника обиженных, безраздельного владетеля…
— Зеркало слепит!
— Ну, подвинь.
— И подвину!
— И подвинь!
— Да тихо вы, там Кащея убить пытаются.
— Да что ж оно так бликует! — правая голова подвинула носом конструкцию из осколков зеркал, и угол падения лучей изменился.
— …земель тридевятого царства, мудрейшего Златофила Первого! — закончил Кащей неуверенно, понимая, что о мече в руке напоминает только онемевшая от боли кисть.
— Клубочек путеводный там остался, — оглядываясь, пожаловалась Василиса.
— И пацан, — добавила стоящая рядом Яга, начиная хохотать.
— Чего ржешь, дура старая? — поинтересовался Бессмертный.
— А желание парнишки-то сбылось, — сквозь смех сообщила Яга. — Хотел быть героем и стал. Вплелся авантюрист-халявщик в древнегреческие мифы, как родной. Не успел попасть в другой мир, а уже плюс подвиг в копилку. Тесей, итить его мамку рваным лаптем. Кстати, Кащеюшка, чего ты там орал-то, как оглашенный?
— Да ну… — замялся Кащей.
Бабка вновь захохотала.
— Во славу Златофила? Это чего, царя нашего так зовут? То-то он постоянно «Царь, просто царь», — гримасничая изобразила государя Яга.
Старушкин смех прервал чей-то стон и все трое наконец-то огляделись.
Они стояли на небольшой, метров пяти в диаметре площадке, с одной стороны которой был глубокий обрыв, а с другой — на несколько метров возвышающийся кусок скалы. И к скале этой был прикован обнаженный мужчина.
— Ну вот, таки попали, куда целились, — хлопнула в ладоши Яга и спросила Василису: — Где там твоя кислота заморская, которая железо разъедает-то?
Девушка достала из сумки склянку с желтоватой жидкостью, подошла к узнику, вытащила пробку и плеснула на цепь. Жидкость зашипела, вгрызаясь в ржавые звенья, повалил едкий дым.
Орел появился, когда кислота разъела обе цепи, фиксирующие ноги Прометея. Огромной тенью он пронесся над площадкой, схватил когтями Ягу с Василисой, заложил крутой вираж и разжал когти над соседней вершиной. Девушка и старуха упали на покрытый мхом уступ, а гигантская птица, изящно развернувшись в воздухе, вновь направилась к площадке, на которой остались Кащей с прикованным Прометеем.
Подлетев, птица выставила лапы, взмахнула крыльями, зависнув на несколько мгновений, и приземлилась.
— В этот раз точно хана.
— Не хана.
— Хана.
— Да нет же, я тебе говорю. Птичка его не заметит, гляди, как спрятался хорошо. От камня и не отличишь.
— Отличишь.
— Да не отличишь, я тебе говорю!
— Да что ж такое, зеркала-то всё равно бликуют.
— Ну, подвинь.
— Да двигал уже! Солнце смещается и свет иначе падает.
— Ну так еще раз подвинь. Вот так.
Теперь левая голова ткнулась мордой в конструкцию из зеркал, слегка разворачивая её. Луч света ударил в шар, несколько раз преломился об трещину и тремя вспышками ударил в глаза трём головам Горыныча.
— Ай! — вскричали те хором и Горыныч исчез.
Гигантский орел сделал два шага по каменной площадке и остановился, осматриваясь. Бессмертный, затаив дыхание, повторял одними губами, как мантру единственную фразу.
— Только не влево. Только не влево, только-не-в-лево, тольконевлево…
Птица мысленных увещеваний не послушалась. Орел повернул голову именно влево и увидел замершего за валуном Кащея. Развернулся в его сторону, намереваясь клюнуть. Зажатый в угол Бессмертный испуганно озирался, понимая, что бежать некуда. Да и поздно уже.
Птица уже занесла клюв над Кащеем, но в этот самый момент воздух разорвал отчаянный вопль трех глоток Горыныча. А в следующее мгновение орла сплющило телом трёхголовой рептилии, рухнувшей на птицу из ниоткуда. Во все стороны полетели громадные перья.