— Во имя справедливейшего из царей, защитника обиженных, безраздельного владетеля земель тридевятого царства, мудрейшего Златофила Первого, — пробормотал Кащей и добавил: — Пацан сказал — пацан сделал. Надеюсь, царь-батюшка, ты там икаешь.
— Ну, прям, цыплёнок табака, — прокомментировала одна из голов, сходя с раздавленной птицы.
— Ага, — согласилась вторая, — только надо было сначала общипать.
А третья удовлетворенно заметила:
— В шарике хрустальном такой громадной казалась. Но я все-таки побольше этой курицы буду.
— Эй, уважаемые, — позвал Прометей, — вы, ежели меня спасать пришли, то спасайте, что ли?
— Ну и как теперь обратно? — спросила Василиса, украдкой разглядывая правый бок Прометея, выглядевший как один сплошной шрам.
— Всё само произойдет, — вертя в руках гигантское перо, ответил Бессмертный. — В нашем мире время на месте не стоит. Скоро в окно солнечный свет попадать перестанет, а следовательно, и шар хрустальный освещать не будет. Как только это произойдет, мы все назад и вернемся.
— Геракл расстроится, — задумчиво сообщила Яга.
— Чего это?
— Мы ему подвиг испортили. Хоть и не основной.
— Да ладно. Плюс-минус подвиг, в его-то случае какая разница? — успокоил старушку Прометей.
— Я вот, знаете, за что переживаю, — начал Кащей и видя, что взгляды обратились к нему, продолжил: — если всё так вкривь и вкось из-за трещинки этой в хрустальном шаре пошло, мы назад точно вернемся? И в нашем мире точно никого в качестве компенсации не останется?
— Нашли из-за чего переживать, — отозвалась одна из голов Горыныча. — Вы мне лучше скажите, голова орла этого точно с нами обратно не вернется?
— Нахрена тебе? Своих трёх мало, что ль?
— Да не! Она здоровая, просто. Бульон бы наваристый получился.
Солнце вот-вот должно было спрятаться за грядой скал.
Машенька поняла, что что-то идёт не так, когда после вопроса папы-медведя:
— Кто лежал на моей кроватке?
В комнату ворвался мужчина в странном плаще и шляпе-цилиндре, достал два пистолета и, сделав по выстрелу из каждого, уложил наповал и папу-медведя и маму-медведицу. После чего бодрыми поджопниками выпинал из домика перепуганного медвежонка, а вернувшись обратно, сообщил:
— Спокойно, Маша. Я Дубровский.
Там, где всё будет новым… (Неместная, часть 2)
Каждое слово, которое вы прочитаете, бессмысленно — вы просто тратите напрасно очередную частичку своей жизни… («FC»)
— Кто эту образину чешуйчатую так лаяться научил?
— Какую, папенька?
— Да чудо трехголовое, — кивнул царь в окно.
Василиса подошла к подоконнику и прислушалась. Внизу Яга травила очередную байку.
— Два дня пролетело, я и не заметила. Мужчина он, конечно, — нынешним не чета. Рядом с таким спокойно, даже если вы эти два дня, считай без привалов, сквозь лес идете. С виду ¬— обычный, а энергия исходит невероятной силы.
Яга замолчала, окунувшись в воспоминания. Кащей, будто бы и не слушал только что, принялся выписывать странные формулы на листе пергамента, а левая голова Горыныча, не выдержав, решила подтолкнуть старушку к продолжению.
— Ну, так?
— Ну и в драке он хорош, глаз не отвести. Уж не знаю что за школа, но когда мечом машет, выглядит странно, смертельно и главное — асинхронно. Никогда не угадаешь, что в следующее мгновение выкинет, — Яга вновь замолчала.
— Ну, так? — вновь попыталась расшевелить её голова Горыныча. Теперь — правая.
— А любовник был какой!..
— Ну, так?
— Ну и где он ругается? — спросила царя Василиса.
— Ну, вот же, раз за разом: мудак, мудак, мудак.
— Папенька, вам явно нужно что-то решать со слухом. Он говорит «ну так».
— Точно? — засомневался царь. — Попробую повнимательнее послушать.
И самодержец высунулся из окна почти наполовину.
Засыпая я умирала и просыпаясь рождалась заново. Воскресала.
Геральт был великолепен. Настолько, что Юля засыпала даже без намёка на сновидения. И ей абсолютно не мешало то, что в первую ночь это была лежанка из травы и тонких ветвей, на лесной поляне, а во вторую — набитый соломой матрац, который сам Геральт с ноткой иронии в голосе назвал приличным ложем.
Тот Геральт, который был в книге, ей нравился. Этот ничем не отличался. Ведьмак был идеальным попутчиком, каким-то шестым чувством ориентирующимся в хитросплетении лесных тропок, замечательным любовником, тонко понимающим не только моменты, когда ускориться или не спешить, но и уделяющим необходимое количество прикосновениям «до», грубости «во время» и нежности «после». Впервые в своей жизни, ведя пальцами по его шрамам, девушка чувствовала исходящую от мужчины силу и мощь. Впервые в жизни чьи-то шрамы ассоциировались у неё не с уродством, а с мужеством.
«Всё-таки есть во мне изрядная доля авантюризма, — думала девушка, — если я вспомнила о гаджетах и удобствах только на третий день того абсурда, который происходит. Ну, или мужик хороший попался».