– Без разницы. Нет больших снобов, чем английские слуги, – заметил Алекс. Он знал золотое правило: чем лучше воспитание, тем проще обхождение. – Например, лакей Эдуарда Восьмого подал в отставку, когда принес по заказу два бокала к бассейну и увидел, что Эдуард красит ноги на ногах Уоллис Симпсон.
– Ты это тоже из книг узнал? – поинтересовался Фил.
– От Дебби. Так что, если тебя приняли слуги – считай дело в шляпе.
Родители Фила жили в трехэтажном старинном особняке в Южном Кенсингтоне, в шаговой доступности от музея Виктории и Альберта, Музея естественной истории, Альберт-холла и «Хэрродса».
– Привет, Томас, – сказал Фил, когда мажордом открыл им двери.
– Добрый день, – поздоровался мастер Александер с верной пропорцией достоинства, сдержанности и доброжелательности. Он был одет в точном соответствии с местом и временем, ни прибавить ни убавить. (Алекс заехал домой переодеться.) Стиль можно было бы назвать безупречным, если бы не красный вязаный шарф со снежинками и часы «Победа». Шарф настолько не вписывался в образ, что просто не мог быть следствием невнимательности, – даже молодой Филипп заметил бы разностилье. А то, что прощаешь сыну хозяйки с его хаосом в одежде, никогда не спустишь человеку другого круга. Томас служил здесь уже четверть века и вполне мог позволить себе и осуждение, но тут сам мастер разрешил его сомнения.
– Это рождественский подарок, – пояснил он с нужной степенью внимательности и беспечности, и Томас, растаяв, позволил себе улыбку-для-хороших-гостей и широко отворил дверь. Похоже, только сейчас Алекс приобрел еще одного приятеля. Хотя пусть у него были толпы знакомых разной степени близости, подумал Фил, но ведь ни с кем прежде он не делился ни своим романом, ни бедой. Теперь Фил чувствовал себя куда бодрее, потому что в клинике, прямо на пороге ухода все же сумел нащупать невидимую дверцу из лабиринта. И сразу же скакнул на другой… уровень? Ступень? В общем, если уйти от образа иерархической лестницы, то место, откуда легче видны косяки прошлого, но нет уже яростного стремления грызть себя за них, уничтожать настоящее и просто долго смотреть, а поворачиваешься лицом к будущему и смотришь туда уже с большей надеждой. То есть, наверно, это Алекс его туда втащил – одной фразой, одним напряжением воли как-то вытащил из ментальной ловушки.
В доме родителей Фила господствовал «английский стиль» тм
, строгий и классический, с явным влиянием чиппендейловского, хотя и в более современном варианте: прямоугольные остекленные шкафы с коллекциями книг и ваз, похожих на греческие амфоры в сине-белых цветах, гладко окрашенные потолки и паркет на полу, изумрудно-зеленые обои той же марки Морриса, на которых были развешаны семейные фотографии в рамках темного дерева, стулья из красного дерева с прорезной жесткой спинкой. На полу – брюссельский ковер из медных листьев на фоне зелени. Над мраморным камином висело зеркало Чиппендейла в бело-золотых тонах.– Значит, мистер Александер, вы тоже стали актером? – начала светский разговор за столом леди Сноудон. Она отметила про себя, что русский тоже умеет улыбаться.
– Скорее поющим актером, – поправил Алекс.
– Не могли бы вы тогда повторить ту песню, что уже исполняли у нас? – сама попросила она. Как будто знала о готовящемся перфомансе. – В прошлый раз я расслышала не все слова.
– Алекс никогда не поет на заказ, – шепнул ей Фил.
– Не учите меня общаться с русскими, молодой человек, – ответила она. – Я была в Москве, когда тебя еще в проекте не было.
– Ты об этом не рассказывала, – заметил Фил, с аппетитом поедая индейку.
– Вот сейчас рассказываю.
– Эта песня мрачновата, – сказал Алекс, – не особо подходит для Рождества. Есть другая, повеселее. Про клоунов.
И запел под минусовку из телефона по-русски «Куда уехал цирк»2
.И конечно, Алекс был бы не Алекс, если б не успел раздобыть где-то бумажных голубей, цилиндр и конфетти. Даже умудрился пригласить бабулю на танец в проигрыше. Та хоть и проворчала:
– Я слишком стара для всего этого, – но встала с места.
– Вы еще меня переживете, – подмигнул он.
– Сплюньте, молодой человек, – отозвалась бабуля.
А Алекс был в своем репертуаре, то есть блистал, полностью завладев вниманием публики. И во время перекура лорд Сноудон в знак расположения предложил показать ему библиотеку.
В библиотеке, которую лорд назвал душой дома, как будто смешались разные века. Двери были старинные – двустворчатые и деревянные. Вместо камина там осталась лишь каминная полка: сам камин замуровали, когда в Лондоне запретили топить углем во избежание смога. Из значимых деталей присутствовали часы эпохи Регентства, табуретка викторианской эпохи с цветочным орнаментом, пара масляных ламп с темно-зелеными абажурами и резные вещицы из липы конца 17 века в манере Гринлинга Гиббонса.
Несколько стульев были обиты бледно-зеленой тканью и украшены монограммой рода: буква «S» в окружении вензелей. Еще пара кресел были обиты серым бархатом с бахромой.