Недра России. Власть, нефть и культура после социализма

Мир КСО придает большое значение оценке результата и эффективности. Подразделения корпораций, внешние аудиторы и другие заинтересованные группы постоянно задаются вопросом: достигает ли тот или иной проект КСО своих целей (то есть действительно ли он отвечает потребностям местных сообществ или действительно ли устойчив)? Соответствует ли он отраслевым или международным стандартам, которых придерживается компания[260]? Мир КСО – это мир культуры аудита. Я же, говоря об эффективности и эффектах проектов компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» в области КСО, имею в виду нечто иное. Начнем с того, что я не считаю существование всеобщих или единых корпоративных целей чем-то само собой разумеющимся: результаты проектов КСО были разнообразны, дублировали друг друга и часто оказывались незапланированными – их следует признавать таковыми и исследовать в этом качестве. Более того, я понимаю эффективность не только с точки зрения выполнения планов или программ, но и с точки зрения «корпоративных эффектов», которые я отслеживал. Другими словами, меня интересует, какую роль проекты КСО компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» сыграли в проектировании образа корпорации как единой и влиятельной организации и как эти эффекты работы корпораций были связаны с эффектами деятельности государства на региональном уровне, обсуждавшимися в предыдущей главе[261].

Тактика предвыборных кампаний

Дело «ЮКОСа» дало четкий сигнал российским олигархам не вмешиваться в политику на национальном уровне, и одним из элементов этого стало расследование и окончательное закрытие основанного в 2001 году фонда «Открытая Россия» – международной организации, финансируемой «ЮКОСом», которая занималась благотворительностью, корпоративным спонсорством и созданием гражданского общества и которая в значительной степени рассматривалась как средство реализации грандиозных политических амбиций М. Б. Ходорковского. В 2004 году замена прямых выборов региональных губернаторов на назначения их президентом еще более сократила пространство политических возможностей для крупного бизнеса. Но несмотря на это, в Пермском крае выборы на районном уровне оставались открытыми и были конкурентными; на самом деле исключение возможности политической предвыборной активности на более высоких уровнях только усиливало ее значение на более низких уровнях – в том числе в сфере корпоративного спонсорства и филантропии. В Пермском крае политические ставки на районном уровне часто были высоки и не всегда в пользу компании «ЛУКОЙЛ-Пермь». Несмотря на то что в большинстве случаев эта компания являлась крупнейшим источником доходов в каждом районе, она обеспечивала лишь небольшую занятость – в основном потому, что ее добывающие операции все больше зависели не от местной рабочей силы, как в старой системе моногородов, а от значительно более мобильных бригад специалистов из нефтяных сервисных компаний, появившихся в период реструктуризации трудовых ресурсов в конце 1990-х годов. Политики районного уровня зачастую создавали в поддержку своих собственных кандидатов обладавшие огромным влиянием сети связей, отношения которых с нефтяной компанией могли быть и не дружественными (вспомним устоявшиеся сети связей Осинского района из предыдущей главы), а офис губернатора региона имел в своем распоряжении мощную политическую машину[262]. Кроме того, не было возможности использовать районы в качестве рычагов давления друг на друга: имея целый набор старых и истощенных нефтяных месторождений и проводя узконаправленную разведку вместо исследований сразу в нескольких локациях, компания «ЛУКОЙЛ-Пермь» нуждалась в определенного типа доступе к определенным участкам территории. Те участки недр, в которых находились интересовавшие компанию нефтяные залежи, определялись данными геологии, и политики очень ясно понимали, где добывающие подразделения «ЛУКОЙЛа» хотят вести разведку и бурить.

Один бывший член отдела по связям с общественностью так ответил на мой вопрос о том, почему социальные и культурные проекты были полезны для компании: