Недрогнувшей рукой

Знаете ли вы, что такое “слон” в исполнении учащихся секции водного поло – деток с ростом под два метра и неохватной шириной плеч? Они вспрыгивают на плечи друг другу, и на новую молоденькую учительницу в школьном коридоре движется горластая громада тел. При этом слон не шелохнется, не дрогнет, потому что у каждого элемента этой конструкции спортивный разряд не ниже первого. И происходит это в первую перемену первого сентября в первый день работы. А к следующей перемене выясняется, что “слоном” на тебя пошел именно твой класс: страшная директриса (а школьные директрисы, особенно для “молодого специалиста”, все страшные) благословила тебя классной руководительницей 9 “А” словами:

– Вы молодая, может, они с вами будут хотя бы на равных.

И, вспоминая это бледное благословение, понимаю, что ключевые слова здесь “хотя бы” – директриса боялась детей не меньше меня. Нет бы понять это тогда же… А я-то! Боже мой!

Подопечные мои были моложе меня всего на шесть лет, что уже а priori создавало некоторые проблемы. Но дополнительное психологическое давление на мои слабые нервы оказывало то, что я при своем среднем росте чувствовала себя лилипуткой: ладно бы мальчики-пловцы, так девочки в большинстве своем баскетболистки. Дело в том, что школа мне по распределению попалась элитная и тоже “спец” – спортивная при ЦСКА. Были в этом некоторые преимущества, в том числе материальные. Трижды в неделю тренировки у ребят были не только днем, но и утром, и уроки начинались позже, а в остальные дни в мои обязанности входило следить за оплачиваемой ЦСКА “самоподготовкой” (слово какое-то военное), по-простому – приготовлением домашних заданий.

Естественно, уроки достались мне в самых разных классах, поэтому “самоподготовки” тоже хватало, тем более что районные методисты любили нагрянуть на урок без предупреждения – и горе, если не оказывалось у тебя в тетрадочке подробного плана, начинающегося, согласно правилам, с до сих пор для меня таинственной “целевой установки урока”.

С ребятами я ладила на удивление хорошо. Хотя, конечно, всякое бывало. И довести могли. До белого каления. Когда хочется одного: шмякнуть тяжелым по башке. Во всяком случае, слов точно не находится. Выплескиваешь ярость записью в школьном дневнике. Как одна их моих коллег: “Хлопал под партой в ладоши ногами”.

Автор сей сентенции – учительница русского языка. Но в гневе. Нажим на первую букву “о”, угодившую под ударение, порвал бумагу. Какие тут правила? А с другой-то стороны: ну как словами передать движение? Как бедной учительнице “довести до сведения родителей” на узком нижнем поле дневника, в чем именно заключалось “безобразное поведение” нежно любимого чада, которое весь урок без устали колотило одной ногой об другую?..

А еще всякого рода “внеклассные мероприятия”! Только молодость, энтузиазм и изобретательность могли выручить и избавить меня и моих деток от многих чудовищных затей. Можно же, например, рассказ о раскопках Шлимана в Трое назвать требуемым “Вечером интернациональной дружбы”? Справедливости ради должна сказать, что в отличие от своих сверстников (а сравнивать было легко, потому что при ЦСКА была только параллель “А”), проводивших время во дворе или у телевизора, мои спортсмены были любознательны и жадно хватали информацию.

Что касается этой самой “внеклассной работы”, то опыт у меня уже был. Еще студенткой я работала в подмосковном пионерском лагере, где по регламенту требовались ежедневные “мероприятия”, приходилось изощряться. Правда, там львиную долю внимания приходилось отдавать элементарной безопасности: то девочки пошли за ягодами, вылезли через дырку в заборе и чуть не заблудились в лесу, то мальчик разбил голову, прыгнув “рыбкой”, как в бассейне, с бетонной тумбы на асфальт. А то и вовсе анекдотические случаи. Мой любимый. Младший отряд, детишки семи-восьми лет. На утренней линейке суровая старшая вожатая казенно-устрашающим голосом напоминает, что, мол, завтра воскресенье, могут приехать ваши мамы и папы, однако это вовсе не установленный родительский день, который через неделю, а потому мы их не пустим. И – грозя пальцем: “Кто родителей увидит – собирает вещи и с ними уезжает из лагеря”. В моем отряде рыдает мальчик: “Мама точно приедет, я ее увижу, а из лагеря уезжать не хочу-у-у”. Я успокаиваю его, обещаю увести на прогулку в дальнюю рощу. Но – как в воду он глядел. Мама находит наш отряд, а сыночек, закрываясь руками (“Я тебя не вижу!”), бросается наутек, ломая кусты. Мама – в крик, жалоба на меня начальнику лагеря. А мне наплевать на маму – мне бы ребенка найти…