Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов

Не поняв «Бедняцкой хроники» А. Платонова и не стремясь ее понять, рапповцы сразу же отнесли повесть к «явно-буржуазным уклонениям» и подвергли разносной критике. Конечно, «Впрок» Платонова – произведение очень своеобразное и сложное, как почти все произведения этого писателя. В нем все окрашено юмором, местами переходящим в иронию. Мастер детали, Платонов порой использовал ее так неожиданно, что возникала двусмысленность при восприятии. Например: «Отовсюду раздавался знакомый, как колокольный звон, стерегущий голос собак, работающих на коммунизм с тем же усердием, что и на кулацкий капитализм»[433]. Автору, видимо, следовало избегать этого, освобождать произведение от нагромождения подобных двусмысленностей, чтобы сохранить и донести до читателя большую и важную мысль. Но кто знает: очисти он от подобных деталей вещь, и она потеряет свою неповторимость и свое очарование.

Журнал «На литературном посту» выступил со статьей И. Макарьева. Уже само заглавие ее определяло отношение критика к «Бедняцкой хронике», – «Клевета». Незадолго до этой статьи И. Макарьев здесь же ратовал за художественное творчество, которое «требует проявления величайшей терпимости, такта, чутья», что «без этого мы вперед не пойдем»[434]. Через два же месяца критик пишет в статье о Платонове так: «Вы чувствуете, что это клевета классового врага на колхозы, на колхозные кадры, на всю нашу работу», «…вылазка произведена хитрым, но мало талантливым представителем кулачества». «Трудно найти оправдание для редакции «Красной нови», сделавшей совершенно недопустимую политическую ошибку, позволившей классовому врагу использовать для клеветы на нас нашу же печать»[435].

В тяжелое положение попал Фадеев. Он допустил, как говорилось в решении комфракции, «грубую политическую ошибку», это произошло у него из-за «ослабления классовой и партийной настороженности». Печать подвергла журнал, им редактируемый, суровому осуждению.

Фадеев был воспитанник Коммунистической партии с юношеских лет. Он всегда оставался идейно убежденным и дисциплинированным коммунистом. Указания ЦК партии, тем более его решения никогда не подвергались Фадеевым сомнению. Когда было опубликовано постановление ЦК ВКП(б), по которому ликвидировалась РАПП, Фадеев заявил, что эта «резолюция гениально проста» и «не нуждается ни в каком истолковании»[436]. Так он вел себя всегда по отношению к нашей партии.

Допуская собственные ошибки и убедившись, что это действительно ошибки, Фадеев никогда не упорствовал, признавал их и исправлял. Признал политической ошибкой Фадеев и публикацию рассказа «Впрок».

Трагическое положение, в котором оказался Фадеев и которого тогда не осознавал, заключалось в том, что никакой политической ошибки он не допускал; но, подвергшись резкой критике и признав ее правильной, он сам обрушился на честного советского писателя с такими серьезными политическими обвинениями, которые поставили Андрея Платонова вне литературы на целое десятилетие. С 1931 по 1941 год – в период своего расцвета – он смог опубликовать только один небольшой сборник рассказов «Река Потудань». Оскорбленный несправедливостью А. Платонов в письме к М. Горькому от 24 июля 1931 года с гордостью сказал о себе: «Рабочий класс – это моя родина, и мое будущее связно с пролетариатом…»[437].

Так, наряду с тем большим плодотворным делом, которое Фадеев осуществлял и будет с годами осуществлять на благо нашей литературы, станут от года к году накапливаться трагические страницы истории его деятельности, которые он с глубочайшим потрясением прочтет и осознает перед концом своей жизни.

В журнале «Красная новь» (№ 5–6 за 1931 г.) Фадеев выступил со статьей «Об одной кулацкой хронике». В начале статьи автор намечает возможные типы кулацких агентов, а затем пишет: «Одним из кулацких агентов указанного типа является писатель Андрей Платонов, уже несколько лет разгуливающий по страницам советских журналов в маске «душевного бедняка», простоватого, беззлобного, юродивого, безобидного «усомнившегося Макара»… Но, как и у всех его собратьев по классу, по идеологии, под маской простоватого, «усомнившегося Макара» дышит звериная, кулацкая злоба, тем более яростная, чем более она бессильна и бесплодна… Повесть Платонова «Впрок» с чрезвычайной наглядностью демонстрирует все наиболее типичные свойства кулацкого агента самой последней формации – периода ликвидации кулачества как класса и является контрреволюционной по содержанию»[438].