Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов

Да, как будто бы он это понял. Но вот Фадеев начинает рассуждать, и нас охватывает разочарование: нет, не постиг наш писатель всей глубины «гениально простой» резолюции. Слишком сильны традиции напостовства, слишком уверовал он в свое исключительное, святое пролетарское предназначение строить новую литературу, очень уж глубоки заблуждения, чтобы от них сразу можно было освободиться. Начал он свое суждение разумно: «Помимо того огромного значения, которое будет иметь резолюция ЦК в смысле оздоровления литературной обстановки и подъема нашей литературы на более высокую ступень, – эта резолюция имела огромное освежающее значение». И дальше мы узнаем, какой смысл вкладывает Фадеев в это «освежающее значение»: «Вы посмотрите, мы гораздо ярче смогли почувствовать все реакционные элементы в литературе. Из всех информации это стало ясно. Они сразу показали свое лицо. Мы прекрасно понимаем, что у нас такая огромная сила и возможности, что мы можем их быстро пресечь. Возьмите высказывания Клычкова. Он о себе открыто заявил, как о классовом враге. Но он забывает, что Союз советских писателей будет стоять на платформе Советской власти. Если Клычков состоял в старом союзе (имеется в виду Всероссийский союз советских писателей. – С. Ш.), то в новом союзе он не будет состоять»[598]. Пройдет несколько месяцев, и Фадеев изменит свое отношение к С. Клычкову.

С какой гордостью и убежденностью, достойными лучшего применения, отстаивает он историю напостовства и заслуги Л. Авербаха, видно из следующих слов: «Товарищи знают, что примерно с 1926–1927 годов сложилось напостовское ядро, которое с того времени вместе выступает и привыкло работать вместе – нет ни одного произведения и статьи, которые бы друг другу раньше не показывались. У каждого есть ошибки, но известно, что на протяжении этого периода среди этого ядра, за которым шло подавляющее большинство писателей и работников РАПП, умел наиболее четко выражать мысли и находить новое Авербах. Ясно, что в Авербахе концентрируется то передовое, что мы в РАПП открыли… Такого термина – «авербаховщина» нет… Это течение называлось напостовским… Партия признала, как самостоятельное, напостовское течение. Люди, которые говорят «авербаховщина», разоблачают себя». Фадеев закончил выступление следующим предложением: в проекте решения «усилить моменты самокритики и положительную роль РАПП», что и было принято комфракцией.

«Речь Фадеева можно считать заключительным словом», – закрывая заседание комфракции, с удовлетворением сказал Авербах. Еще бы! Генеральный секретарь РАПП понимал роль и значение Фадеева в литературе, его влияние на широкие общественно-партийные круги. Авербах всегда высоко ценил писателя, побаивался его и заискивал перед ним. Окружающим казалось, что Фадеев и Авербах – единомышленники. Да и сам автор «Разгрома» думал так же, вплоть до осени 1932 года. Не понимая того, что «левачество» Авербаха давно переросло в хроническое зазнайство, в переоценку своей роли в литературе, в честолюбивое убеждение о своей незаменимости, что приводило его к игнорированию разумных мнений других людей и даже к фрондированию решений партии, – Фадеев заблуждался в оценке Авербаха. Он не понимал, что те достоинства, которые он приписывал Авербаху, принадлежали другим, коллективу руководства. Сам же Авербах на протяжении всей истории РАПП не довел до разумного конца ни одного плодотворного дела. Обманчивые «достоинства» Авербаха – постоянный шум, бесконечное лавирование и наглость – бросались в глаза и создавали у его приближенных ошибочное впечатление о нем, как о человеке высокой принципиальности, широкой эрудиции, как о незаменимом организаторе.

Уместно здесь упомянуть факт, подтверждающий слепое преклонение членов напостовской группы перед мнимым величием Авербаха. Весной 1930 года за политические ошибки Авербах был снят с работы в РАПП и направлен в Смоленск. 16 июля 1930 года был составлен проект решения комфракции секретариата РАПП:

«Просить ЦК ВКП(б) об откомандировании в распоряжение РАПП для литературной работы тов. Авербаха Л. из Смоленска и тов. Макарьева И. из Северо-Кавказской АПП»[599]. Этот проект утверждался в порядке личного опроса членов комфракции секретариата. Отказались подписывать его А. Серафимович, А. Караваева, Т. Костров и А. Безыменский.

За возвращение Авербаха подписались семь человек. Они составляли то ядро старого напостовства, которое определяло всю политику РАПП и которое без Авербаха не мыслило существование самого напостовства, – В. Киршон, Ю. Либединский, Е. Ермилов, А. Фадеев, А. Селивановский, Н. Шушканов и В. Сутырин.