Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов

В каждом подлинно художественном образе, утверждал он, «есть сосредоточение черт некоего индивидуального живого конкретного человека и черт обобщенных, свойственных целой категории людей»[272].

Это правильное понимание специфики искусства ничего общего не имело с теорией «непосредственных впечатлений» Либединского, который по этим вопросам разделял позиции Воронского. Свои «непосредственные впечатления» и «прекрасные образы мира» оба они мыслили как что-то отдельно существующее. В момент прозрения, вдохновения, интуиции художник будто бы их отыскивает, а затем с помощью сознания очищает от шелухи пошлых житейских впечатлений. Эти очищенные «непосредственные впечатления» и составляют основу, сущность искусства. Классовому мировоззрению оставалось лишь эти очищенные впечатления использовать в интересах своего класса.

Если, по Фадееву, во всем творческом процессе сознанию отводилась активная роль, то, по Либединскому, основную роль в этом процессе играли подсознательные «непосредственные впечатления».

Исправляя ошибки Либединского, Фадеев, однако, сделал вид, что этих ошибок и не существовало. Он все предпринял для того, чтобы отвести справедливые нападки на Либединского и обвинить противников напостовства в невежестве, которое не позволило-де им понять всей глубины теории Либединского. «Из этого следует только то, – заканчивает Фадеев свою статью «Против верхоглядства», – что напрасно некоторые товарищи, вроде т. Семенова, думают, будто, усвоив некоторые марксистские азы, можно так уж все понимать в области искусства и поучать «малых сил»[273].

Но ошибки Либединского, как их ни пытались скрывать напостовцы, не переставали быть ошибками. А к ним прибавлялись новые и новые ошибки и заблуждения, допускавшиеся тем же Либединским и его товарищами из напостовской школы.

ГЛАВА 7

Показ «живого человека», ставший для рапповцев, по выражению В. Ермилова, «проблемой всех проблем», приобретал в трактовке некоторых руководителей пролетарской литературы идеалистический характер.

В своем докладе «Реалистический показ личности как очередная задача пролетарской литературы» (1926 г.) Ю. Либединский, разъясняя смысл конкретизации изображения, писал: «Прежде всего в том, что мы берем каждый характер не как цельную личность, ибо, по существу, цельной личности нет. И человек, который настаивает на 100 % личности, конечно, ничего не понимает. Тут нужно брать человека таким, каков он есть»[274]. Эта, в общем правильная, мысль для того периода особенно была плодотворной, потому что шла борьба со схематизмом в изображении людей, намечался поворот к правдивому, всестороннему изображению человеческих характеров. Однако уже в этих рассуждениях Либединского есть та нечеткость мысли («…по существу, цельной личности нет»), которая в последующих выступлениях Либединского и напостовцев превратится в серьезное заблуждение. Когда они усиленно стали рекламировать «углубленный психологизм» в показе «живого человека», их рецепты часто противоречили принципам реалистического искусства и задачам новой, революционной литературы. Лозунг «срывания всех и всяческих масок», механически перенесенный на изображение советской действительности, исключал возможность утверждения революционных преобразований и характеров революционеров-преобразователей. При такой постановке вопроса снималась задача изображения положительного героя эпохи. Напостовцы настойчиво повторяли, что человек по самой природе бесконечно противоречив, что в нем подсознательное начало вечно борется с сознательным и ни одно из этих начал не является определяющим, ведущим.

В статье «Противники ли мы психологизма?» Авербах говорит о сложности изображения борьбы старого и нового в психике человека: «Для этого мало описать кожаную куртку большевика, с чем справляется и Пильняк. Для этого нужно показать под кожаной курткой не на совесть слаженную динамо-машину, а противоречивую, сложную и многостороннюю человеческую психику»[275]. Фадеевского Левинсона Авербах ценит как раз за изображение в нем противоречивой психики. Действительно, многие критики увидели в Левинсоне сложную натуру, но немногие поняли, что при всей своей сложности – это подлинно цельный, целеустремленный характер большевика.

Больше других внес путаницу в вопрос о показе «живого человека» В. Ермилов. В статье «Проблема живого человека в современной литературе и «Вор» Л. Леонова» критик, не разобравшись в сложных коллизиях романа, рассмотрел его с точки зрения «проблемы всех проблем».