«Во-первых, на той особенности (еще не делающей искусства, но являющейся его неотъемлемым свойством), что искусство воспроизводит мир в форме как бы непосредственных впечатлений от действительности»[262]
. Подчеркнутые нами слова «в форме как бы» и «от» придают «непосредственным впечатлениям действительности» Либединского совершенно иной смысл и ставят его теорию с головы на ноги. Проследим за дальнейшими «пояснениями» Фадеева. «Само собой разумеется,На сентябрьском пленуме РАПП 1929 года в своем выступлении Фадеев вновь поддержал Либединского, но опять истолковал его «непосредственные впечатления» по-своему, правильно: «Вопрос о непосредственных впечатлениях, разработанный Либединским, для нас чрезвычайно важный. Это Лежит в основе нашей художественной платформы… Мы мир принимаем посредством наших чувств, перерабатываем через наше сознание. Но мы, писатели, подаем это в такой конкретной форме, которая в человеке, воспринимающем искусство, создает иллюзию, будто бы он действительно осязает, переживает самую жизнь»[264]
.Конечно, не Фадееву принадлежит открытие этой особенности реалистического искусства. Давным-давно она была открыта у нас в России Белинским, он дал ей и замечательное определение: «Искусство есть воспроизведение действительности, повторенный, как бы вновь созданный мир…»[265]
. Заслуга Фадеева заключается в том, что он первый из рапповцев «добрался до истины». Но лишь через долгие годы, перед самой уже кончиной, Фадеев будет отстаивать ту мысль, которая явится результатом всей его деятельности и познания мировой литературы и смысл которой будет состоять в том, что реалистическое искусство может постигать правду не только в формах самой жизни, но и в условных формах. «Все должно быть по существу жизненно, необязательно все должно быть жизнеподобно»[266].В 20-е же годы А. Фадеев придавал «иллюзии непосредственных впечатлений», «жизнеподобности» искусства такое исключительное значение, что все, что не отвечало этому требованию, даже в реалистической литературе, он не признавал художественным. Так, в докладе на первом съезде пролетарских писателей он заявил: «Произведения некоторых писателей даже восходящих классов (например, «Что делать?» Чернышевского), где непосредственные впечатления от действительности в большей мере подменяются рассуждениями о ней, в такой же мере выходят за пределы искусства»[267]
. Эту же мысль он повторил на октябрьском пленуме РАПП 1928 года: «Что делать?» не действует эмоционально, и потому такое произведение выходит за пределы искусства»[268]. И только под конец своей жизни он скажет истинные слова об этом гениальном произведении: «В романе великая и благородная мысль Чернышевского более является героем, чем сама жизнь, но это не лишает роман художественного очарования… Формы реализма столь многообразны, что их нельзя объять никакой догмой»[269].Затем Фадеев в своей статье «Против верхоглядства» обращается ко второй особенности искусства: «Во-вторых, т. Либединский сосредоточил свое внимание на той особенности искусства, что оно воспроизводит не все и не всякие из тех непосредственных впечатлений от действительности, которые доступны художнику по данной его социальной природе и которые бы могли иметь отношение к избранной им теме, – а воспроизводит, главным образом, те из них, которые являются либо наиболее первичными, глубинными впечатлениями, очищенными от шлака ходячих, житейских, обывательских представлений, либо во всяком случае отталкивается от последних»[270]
.Эти рассуждения дают возможность понять мысль Фадеева о способности искусства к обобщениям, к раскрытию закономерностей действительности. «Другими словами, – указывал Белинский, говоря об этой стороне искусства, – поэт должен выражать не частное и случайное, но общее и необходимое, которое дает колорит и смысл всей его эпохе». В связи с этой особенностью великий критик формулирует еще одно определение реалистического искусства (оно возникло в результате анализа произведений Гоголя) «…как воспроизведение действительности во всей ее истине»[271]
.Совершенно справедливо Фадеев указывает на органическую связь этой особенности с первой особенностью искусства, и только вместе они, заключает он, «составляют существо искусства».