Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов

Не знаешь, чему здесь больше удивляться: примитивному ли взгляду на художественное творчество, явно идеалистическим заблуждениям в области философии или вульгаризаторству. Но больше всего удивляет, пожалуй, то, что это поддерживал такой проницательный художник и теоретик, как Фадеев. В своем докладе на первом съезде пролетарских писателей он взял под защиту это во всех отношениях беспомощное и ошибочное выступление Ермилова. «Здесь привязали нам, воспользовавшись неудачным выражением одного из наших товарищей (в статье по совершенно другому и совершенно конкретному поводу), рассуждения о некоем «гармоническом» человеке»[284]. Оказывается, по Фадееву, все дело в «неудачном выражении». Но несмотря на то что Ермилов, послушавшись Фадеева, заменил это неудачное выражение в названии статьи, помещая ее в свой сборник «За живого человека в литературе», это нисколько не избавило ее от ошибок как раз по поводу «проблемы всех проблем». И значительно позже это открыто признает Фадеев.

Ю. Либединский трактовал проблему «живого человека», исходя из своей теории «непосредственных впечатлений», исходя из того, что сознательное и бессознательное в человеке находятся в состоянии вечных противоречий, переходят одно в другое и трудно бывает определить, какое же начало является ведущим.

Именно эти соображения Либединский изложил в докладе «Генеральная задача пролетарской литературы» на сентябрьском пленуме РАПП в 1929 году. Он сказал: «В жизни подчас бывает так, что и хороший коммунар не без ленцы и кряхтения, но все-таки на собрание партячейки идет. Чтобы в этом разобраться, нужно понимание диалектического характера, то есть того самого, что создает в одном и том же человеке в нашу пеструю эпоху иногда совершенно противоречивые, превращающиеся одно в другое, стремления, настроения и мысли»[285].

Реализацией такого «диалектического характера» и явился роман Либединского «Рождение героя» (1930 г.), вызвавший бурную полемику и поставивший под удар всю проблему «живого человека». В этом произведении автор шел не от жизни, чтобы действительно показать живых, реальных людей, а от той схемы, от тех рецептов, которые складывались в головах рапповцев и рекомендовались для творческой работы. «Рождение героя», несмотря на его кажущийся «углубленный психологизм», сугубо рационалистическое произведение. Как ни удивительно, но лозунг «живого человека», призванный преодолеть схематизм в литературе, в «Рождении героя» явился основанием для нового схематизма, более опасного, чем схематизм в искусстве первых лет Советской власти. Но тогда агитационное искусство страстно защищало и прославляло рождение нового мира, новые идеи, человеческий разум, нового человека. «Психологический» же схематизм рапповцев, по существу, выступал против разума, против показа передовых людей, обладающих цельным характером и целеустремленным мировоззрением. Все это выразилось в произведении Либединского.

Главный герой романа старый большевик Степан Григорьевич Шорохов, работник центрального аппарата партии, был призван автором доказать, что сознание даже самых передовых людей нашего общества расколото на две вечно борющиеся половины – на стихийную и логическую. Прямо как по схеме Ермилова, снятой с романа «Наталья Тарпова», стихийное инстинктивное начало Шорохова воплотилось в образе его свояченицы, а логическое начало – в Эйднунене, заместителе Шорохова. В Любе и Эйднунене нет живых реальных черт. Герои Либединского рационалистичны, схематичны, заданны. Шорохов ненавидит своего помощника за то, что Эйднунен ко всему подходит логически строго, все вопросы решает только голым рассудком, ему всегда все ясно.

Вначале Люба вызывает в Шорохове сильное чувство, он женится на ней, она становится матерью. Но после долгих раздумий Шорохов понял, что свояченица принесла ему только страдания, он возненавидел ее и покинул. Либединский хотел доказать, что плох тот человек, который живет только разумом, но не менее плох и тот, кто живет одним чувственным, инстинктивным.

Либединский пытался разоблачить эйднуненщину, то есть внешне правильное, по всем законам предусмотренное, как бы советское отношение к окружающей действительности, а по существу бездушное, бюрократическое. Он также хотел разоблачить первозданный бытовизм, желание семейным уютом отгородиться от всего мира и жить только чувствами своего маленького мирка. Однако ему это не удалось. Все дело здесь в изображении главного героя. Шорохов видит в себе оба эти начала и мучительно пытается освободиться от них, чтобы приобрести новое качество, но так и уходит со страниц романа неопределившимся, внутренне раздвоенным, жалким. Описание душевных, интимных переживаний и мучительных противоречивых мыслей старого большевика и ответственного партработника составили содержание всего романа, действие которого, все-таки можно догадаться, происходит в очень ответственный для партии и страны 1924 год.