Неизданная проза Геннадия Алексеева

Всё в нашем бытии относительно, подозрительно и слегка неполноценно, даже творчество, даже искусство. И только земная любовь, только генитальное общение с любимой женщиной дарит нам истинную радость, полнейшее наслаждение и абсолютное счастье.

Друг мой, бессильны слова – одни поцелуи всесильны!..

Да, да, среди поэтов прошлого века гениальным был только Фет!

Что за звук в полумраке вечернем? Бог весть, —
То кулик простонал или сыч.
Расставанье в нем есть, и страданье в нем есть,
И далекий неведомый клич.

Нет, нет, никто, кроме Фета, не мог написать ничего подобного!

Осенняя Александрия. Полуобнажившийся парк. Шум прибоя. Шум прибрежного тростника. Пурпурные вечерние облака. В который уж раз Александрия.

Рафаэль. Обручение Марии. 1504 год. Все Возрождение в этой картине. И вся гармония Вселенной.

А шел тогда божественному умбрийцу двадцать первый год.

У современных немцев какое-то противное произношение – манерное, ненатуральное. Тянут гласные, подвывают, как украинцы или провинциальные евреи. Свойственная немецкому языку мужественность исчезла. Язык стал слащаво женственен.

Встретил в Доме писателей знакомого молодого литератора. Он сказал, что недавно закончил Высшие литературные курсы и духовно обогатился. После этого он полчаса рассказывал об учении йогов и о том, как следует дышать и не дышать и как следует пить сырую воду. Я внимательно слушал. Я люблю слушать, когда мне что-то рассказывают.

Антонио Полайоло. Портрет молодой дамы. Профиль на фоне голубого неба.

Высокий лоб, прямой, чуть вздернутый на конце нос, карие глаза. Трогательного рисунка рот – верхняя губка как-то очень мило нависает над нижней. Длинная, идеальной формы шея. Тщательно убранные светло-русые волосы, оплетенные шнурком и ниткой жемчуга. На шее кулон с красивым камнем. И все мне кажется, что даму эту я где-то видел. И все не могу вспомнить – где.

Маленькая девочка на улице. В каждой руке у нее по эскимо, и она откусывает по кусочку то от одного, то от другого. Блаженствует.

Станция метро «Площадь Восстания». Перрон. Мы с Ирэной сидим на скамеечке. То и дело подходят поезда. Останавливаются. Двери открываются. Люди выходят и входят. Поезда мчатся дальше, исчезая в темном тоннеле.

– Мне уже пора! На следующем я обязательно уеду! – говорит Ирэна. Подходит следующий поезд. Она смотрит на него нерешительно.

– Ну уж на следующем! Этот какой-то нехороший. На следующем непременно!

Проявляется следующий. Ирэна выжидающе глядит на меня.

– Этот тоже плохой, – говорю я, – а вот следующий будет хороший, вне всякого сомнения.

Ирэна поглядывает на табло с электрическими часами.

– Ужасно. Я обещала в восемь часов, а сейчас уже половина десятого!

Тема великой неразделенной любви у Куприна («Поединок», «Гранатовый браслет»). За этим видится что-то личное, что-то из биографии. Куприн был талантлив, но неказист с виду, лицо у него было грубое, простоватое. Какая красавица не ответила на зов его сердца?

По улице, вдоль стены дома, медленно и степенно шествует большой полосатый кот, похожий на тигра. Его движения плавны и изящны. Его тело ритмично колеблется в такт с его мягким, неслышным шагам. Время от времени он замирает на месте и быстро озирается, чем то обеспокоенный. Но тут же успокаивается и идет дальше – красивый, сильный и с виду совсем дикий, совсем свободный хищный зверь.

Лавра. Настина часовня. Сгребаю опавшие листья с выступов фундамента. Подходит незнакомый мужчина. Крестится на часовню, спрашивает:

– Она одна здесь лежит или еще кто-нибудь с нею?

– С нею похоронена ее мать, – отвечаю.

– А знаете, – говорит, – недавно приезжали ее родственники из-за границы. Пришли сюда, удивились, что могила в таком плачевном состоянии. Пошли в собор, стали допытываться: отчего, почему? Там перепугались, позвонили в горисполком. Оттуда кто-то приехал, стал объяснять, оправдываться. После родственники заказали дорогую пышную панихиду в соборе и уехали.

– Откуда вы об этом знаете? – любопытствую я.

– Мне священник рассказал, – отвечает.

И снова наступает утро. И я просыпаюсь. И обнаруживаю, что мне хочется жить. И удивляюсь. И радуюсь. И живу дальше. И наслаждаюсь остатками своей долгой жизни. Остатки всегда сладки.

В 3 часа ночи отправились гулять. С моря дул теплый сильный ветер. На небе горели крупные звезды. Время от времени их закрывали быстро несущиеся обрывки светлых облаков. Вышли на набережную. Вода бурлила почти вровень с берегами. Ветер срывал пену с гребной волны. Спрятались в металлическом павильончике автобусной остановки. Закурили.

– Прекрасная ночь! – сказал я.

– Да, прекрасная, – согласилась она.

Появился какой-то человек. Спросил:

– Последний автобус еще не проходил?

– Давно уже прошел, – сказала она. – Какие теперь автобусы – три часа ночи.

– Неужели три! – удивился незнакомец и торопливо зашагал прочь.

– Я замерзла и хочу спать, – сказала она.

– А мне не холодно и спать мне неохота, – отозвался я.