Неизданная проза Геннадия Алексеева

– Не за что! – ответила она. – Это же моя обязанность, – и улыбнулась мягко и женственно, не размыкая губ. «Вот так, наверное, Настя и улыбалась!» – подумал я.

Выходя из здания библиотеки, я сказал себе: «Попробуй забудь ее! Черта с два ее позабудешь! Она теперь со мною до гробовой доски!» И еще я подумал: «Кабы не московский редактор… А ведь шел я в Публичку с неохотой, по обязанности! Всё шалости судьбы, на выдумки неистощимой». А после я сказал себе: «Для этого редактора я сделаю все!»

Надо прочитать роман Брюсова «Огненный ангел». Надо непременно прочитать этот роман.

Избытка красоты не бывает. Красоты всегда недостает.

Позвонил в Москву. Редактор Романов сказал, что начальство подписало мою книгу к печати, но изъяло из нее с десяток стихотворений. Стал жертвой и многострадальный «Сергий». Его уже несколько раз выбрасывали из книг и журнальных подборок. Жалко «Сергия». Он вполне получился. И содержание у него доброе, гуманное. Однако не получена подпись самого главного начальника. Ее придется подождать еще с недельку.

Был мороз трескучий: −28. И вдруг сразу −3. И снег пошел красивый, пушистый, сырой. Лес – как декорации к «Ивану Сусанину». То и дело с веток падают большие, тяжелые комки снега. Они увлекают за собою снег с других веток. Получаются маленькие снежные лавины. Птицы оживились, повеселели. Такая погода для них просто праздник.

Отчего с возрастом у некоторых женщин так безобразно разрастаются зады? Не все тело у них толстеет, а только определенная его часть. Одна из загадок природы.

После обильного снегопада сломалась ветка сосны, растущей рядом с писательской столовой. Снег, разумеется, тяжел, но ветка такая толстая и прочная с виду. Не верится, что это снег виноват!

Жерар де Нерваль не был похож на дворянина. Не был он похож и на француза. Не был он похож и на писателя. Он был похож на татарина. Он был похож на конюха или дворника. На солдата он тоже был немножко похож.

Александрийская библиотека в IV веке была сожжена христианами. Христиане же распустили слух, что библиотеку сжег арабский халиф Омар. Однако Омар никогда не бывал в Александрии.

У рубенсовской камеристки инфанты Изабеллы, на которую похожа Ирэна, была такая благородная внешность, что некрасивой инфанте не следовало бы появляться рядом с нею перед придворными и дворовой прислугой. Камеристка выглядела королевой. Кстати, как ее звали? Нигде никогда об этом не слышал и не читал. Просто камеристка, и всё. Прелестная загадочная камеристка, совершенно не похожая на всех рубенсовских женщин, не похожая ни на фламандку, ни на испанку, ни на француженку, ни на англичанку. Может быть, она тоже была полькой, как и Ирэна?

Дождь из головастиков – это недурно придумано. (Он упоминается у Нерваля).

Мавзолей был воздвигнут вдовой Мавзола – Артемизией. Ей мы обязаны происхождением этого слова. Кажется, Артемизия была тоже погребена в Мавзолее (надо бы уточнить).

Светлые глаза – серые, голубые, зеленые – выразительнее темных – карих и черных. В светлых хорошо заметны зрачки. Глаза от этого как бы обретают глубину.

Сегодня я написал 4 стихотворения. Одно об Ирэне. Сегодня меня навестило наконец-то вдохновение.

Где-то я читал, что полет бабочки с научной точки зрения – чрезвычайно сложная и до сих пор не изученная штука. Еще одна загадка природы.

Культура Двуречья – шумеры, Ассирия, Вавилон – это восток. А Египет – это Европа. Хотя и в Африке. Все здесь европейское – и люди, и нравы, и понимание красоты. Это начало великой и самой ценной на Земле европейской цивилизации.

Настину любимую фотографию держу я в ящике письменного стола, чтобы не поблекла от постоянного света. Открою ящик, а Настя глядит из него немножко обиженно – зачем, мол, прячешь меня в темноте?

А на столе, прямо передо мною – Ирэна, то есть репродукция рубенсовской камеристки. Одно лицо. Крупно и в цвете. Эта глядит на меня без обиды и, наверное, радуется, что бедняжка Настя томится во мраке, и, наверное, торжествует. Две женщины. Вроде бы разные. Но при том и похожие. А то не любил бы я их обеих одновременно.

И так это уместно получается, что Настя не цветная, а Ирэна в цвете. Первая давно уже мертва, а вторая живехонька.

Раньше думал: «Э, бросьте! Я вас насквозь вижу! Дурака валяете!» А теперь не знаю, что и думать.

Сам я себя погубил или меня погубили? Так ли это важно?

Оттепель. Синицы обрадовались, думают – весна, и попискивают жизнерадостно. А завтра небось опять грянет мороз.

К людям с низким густым голосом всегда чувствую какую-то неприязнь. Вероятно потому, что голос у меня высокий и жидкий.

Для увлеченных русофильством писателей язык – словесный орнамент, как петушки на избах и полотенцах. Простоватый русский человек всегда видел, да и теперь видит красоту только в украшениях – в завитушках. Покажи ему Парфенон – он плюнет и выругается. Простоватый русский человек простоту не жалует.