Читаем Неизданная проза Геннадия Алексеева полностью

На берегу спокойного и, как видно, глубокого пруда, опустившись на колено, стройный обнаженный юноша натягивает тетиву лука. Рядом с юношей цветущий розовый куст. Пруд зелено-голубой, бирюзовый. Тело юноши белое, как бы мраморное. Камни у берега серые. А розы желтые, чайные. Утонченно-благородная гамма. Почему пруд так неподвижен? Почему юноша обнажен? В кого он стреляет? И где это все – на грешной земле или в садах Эдема? Тут же припомнился «Вечер» Клингера.


150 лет со дня смерти Пушкина. Статьи, концерты, поэтические вечера, теле- и радиопередачи.

Официальная версия – Пушкина погубили Николай I и придворная «чернь». Официальная, но не единственная.

В журнале «Ленинград» (№ 13–14, 1944 год) некий Б. Казанский утверждает, что русского гения погубили немцы (для 44-го года эта версия была очень своевременной).

И правда: Бенкендорф – немец, Дубельт – немец, Нессельроде – немец. Дантеса судили немцы, оттого и приговор был мягок! После дуэли Данзас стал искать врача. Все врачи были немцами, и ни одного не оказалось дома, все они, мерзавцы, в это время обедали (неспроста!) Наконец нашелся хирург Задлер – типичнейший немец. Что касается Арендта, то этот «фриц» просто-напросто убил гения по заданию Николая. Последний, как известно, тоже был германцем – в его жилах было лишь несколько капель русской крови. Таким образом, в 1837 году немцы нанесли России первый удар.


Все своеобразное в искусстве вызывает неприязнь у массового потребителя. Всякое проявление незаурядности раздражает и озлобляет заурядного человека. История мировой культуры – это история непрерывной борьбы художников за право быть незаурядным.


Пришел в гости. Ко мне подсели двое – молодая женщина и молодой мужчина. Женщина стала говорить, что стихи мои однообразны и потому их скучно читать. А мужчина сказал, что это не стихи, а проза.

Я слушал их и думал: «Зачем они мне это говорят? Ведь я не спрашивал их, как они относятся к моей работе». Попытался перевести разговор на другую тему, но они не унимались. Вероятно, они искренне хотели избавить меня от заблуждений, хотели помочь мне найти правильный путь в поэзии. Их нотации стали меня раздражать, и я произнес несколько резких фраз. Тогда мужчина, самоуверенно улыбаясь, дал мне понять, что я не способен воспринимать критику, а женщина, обидевшись, ушла в другую комнату.


Фотографии современного Нью-Йорка. Скопище гигантских башен. Кажется, что их чудовищные кристаллы торчат прямо из воды. Все чрезмерно. Все грандиозно. Все ни с чем не сравнимо. Такое впечатление производят фотографии. А какое впечатление произведет натура?

В Нью-Йорке мне уже бывать. И в Париже мне уже не бывать. И в Венеции мне уже не бывать. Это точно.


Спортсмены-пловцы теперь бреют тело. Обнаружили, что волосы мешают им ставить новые рекорды.

Как хорош был спорт у древних эллинов.


Сегодня 15 февраля. Сегодня Сретенье. Сегодня мы с Леной Ш. украсили Настину часовню свежими восковыми цветами – розами и гвоздиками. Настя умерла на Сретенье.

День Настиной смерти – 17 февраля (4-е по старому стилю).

Один стою перед Настиной могилой. Вечер. Фиолетовые февральские сумерки. Вдали уже загорается неон. Неумолкающий гул за кладбищенской оградой – поток машин обтекает кладбище по берегу Невы.

Уже 74 года Настя отсутствует в мире. А присутствовала она в нем всего лишь 41 год. Такая арифметика.

Вхожу в собор. Покупаю свечку. Зажигаю ее у распятия. Вечерня уже началась. Служба идет у бокового алтаря; в центральной части собора – леса: еще не закончена реставрация.


Зашел в Дом книги. В отделе поэзии продавщица Люся помахала у меня перед носом моим совписовским, ленинградским сборничком.

– Ага! – говорю. – Снова появился! (Сначала напечатали не весь тираж, теперь выпустили вторую порцию). Дайте-ка мне 15 экземпляров!

Пошел в кассу, заплатил, подаю чек. Потом спросил:

– А давно ли появился?

– Три дня тому назад, – ответила Люся.

«Так, – подумал, – три дня валяется моя книжонка на прилавке, а до сих пор не раскуплена! Вот он, успех. Вот она, слава!»

Приехал домой и почему-то раскрыл наугад томик Цветаевой.

Моим стихам, как драгоценным винам,Наступит свой черед.

Чушь! Моим стихам черед не настанет!


Собрание сочинений Джека Лондона состоит из многих томов. Но написал-то он всего лишь одну книгу – «Мартин Иден». Вероятно, оттого хороша она и правдива, что написана о себе самом.


«Большая месса» Моцарта. Я привык думать, что Моцарт не очень волнует меня. Но тут разволновался.


«Гробница Куперена» Равеля. Образ гробницы в этих звуках не возникает. Они прозрачны и почти не печальны. Они рождают надежду на вечное блаженство за гробом.


Ирэна вернулась из Карлсбада и приехала ко мне, вся такая заграничная, вся такая цветущая, вся такая прекрасная и ослепительная. Принесла мне рамку для картины, купленную в Праге. И выпили мы с нею бутылку шампанского.


После долгого перерыва вернулся к «Концу света». Написал еще один эпизод.


Перейти на страницу:

Все книги серии Неизвестный Алексеев

Похожие книги

Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей
Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей

Бестселлер Amazon № 1, Wall Street Journal, USA Today и Washington Post.ГЛАВНЫЙ ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ТРИЛЛЕР ГОДАНесколько лет назад к писателю true-crime книг Греггу Олсену обратились три сестры Нотек, чтобы рассказать душераздирающую историю о своей матери-садистке. Всю свою жизнь они молчали о своем страшном детстве: о сценах издевательств, пыток и убийств, которые им довелось не только увидеть в родительском доме, но и пережить самим. Сестры решили рассказать публике правду: они боятся, что их мать, выйдя из тюрьмы, снова начнет убивать…Как жить с тем, что твоя собственная мать – расчетливая психопатка, которой нравится истязать своих домочадцев, порой доводя их до мучительной смерти? Каково это – годами хранить такой секрет, который не можешь рассказать никому? И как – не озлобиться, не сойти с ума и сохранить в себе способность любить и желание жить дальше? «Не говори никому» – это психологическая триллер-сага о силе человеческого духа и мощи сестринской любви перед лицом невообразимых ужасов, страха и отчаяния.Вот уже много лет сестры Сэми, Никки и Тори Нотек вздрагивают, когда слышат слово «мама» – оно напоминает им об ужасах прошлого и собственном несчастливом детстве. Почти двадцать лет они не только жили в страхе от вспышек насилия со стороны своей матери, но и становились свидетелями таких жутких сцен, забыть которые невозможно.Годами за высоким забором дома их мать, Мишель «Шелли» Нотек ежедневно подвергала их унижениям, побоям и настраивала их друг против друга. Несмотря на все пережитое, девушки не только не сломались, но укрепили узы сестринской любви. И даже когда в доме стали появляться жертвы их матери, которых Шелли планомерно доводила до мучительной смерти, а дочерей заставляла наблюдать страшные сцены истязаний, они не сошли с ума и не смирились. А только укрепили свою решимость когда-нибудь сбежать из родительского дома и рассказать свою историю людям, чтобы их мать понесла заслуженное наказание…«Преступления, совершаемые в семье за закрытой дверью, страшные и необъяснимые. Порой жертвы даже не задумываются, что можно и нужно обращаться за помощью. Эта история, которая разворачивалась на протяжении десятилетий, полна боли, унижений и зверств. Обществу пора задуматься и начать решать проблемы домашнего насилия. И как можно чаще говорить об этом». – Ирина Шихман, журналист, автор проекта «А поговорить?», амбассадор фонда «Насилию.нет»«Ошеломляющий триллер о сестринской любви, стойкости и сопротивлении». – People Magazine«Только один писатель может написать такую ужасающую историю о замалчиваемом насилии, пытках и жутких серийных убийствах с таким изяществом, чувствительностью и мастерством… Захватывающий психологический триллер. Мгновенная классика в своем жанре». – Уильям Фелпс, Amazon Book Review

Грегг Олсен

Документальная литература