Неизданная проза Геннадия Алексеева

С какой-то странной нежностью, с необъяснимым волнением я вспоминаю ленинградские коммунальные квартиры 30-х годов. Вспоминаю их бесконечные коридоры, их таинственные темные закоулки, их обшарпанные обои, их прихожие с висящими по стенам велосипедами и жестяными тазами, их огромные кухни с шипящими примусами и чадящими керосинками, их старую мебель начала века и громоздкие люстры с зелеными абажурами, их особые, вкусные запахи давно обжитых жилищ.

Отчего добрые, кроткие, словом, хорошие люди так редко преуспевают в творчестве? После них остаются лишь смутные воспоминания об их добродетелях. Не оттого ли это происходит, что творчество чуть-чуть безнравственно и всегда жестоко? Оно всегда претензия и всегда борьба. Быть кротким в искусстве невозможно. Здесь кротость – синоним безликости, заурядности.

21.8

Традиции – чушь. Истинное искусство – всегда взрыв, извержение вулкана. А после эпигоны ползают по застывшей лаве и собирают камни, вышвырнутые из земного чрева.

Страх быть непонятым – вот зло, которое губит талантливых, но слабых духом литераторов.

Купил красивую алую розу и отправился на Никольское кладбище. Среди могил кое-где бродили люди, но рядом с ее часовенкой никого не было. На ступеньке у заложенного камнем входа стояла стеклянная баночка с двумя засохшими гвоздиками и остатками воды на донышке. Выбросил гвоздики и поставил на их место свою розу. Спросил про себя: «Нравится тебе, Настя, эта роза? Она вроде бы недурна». Постоял, поглядел на часовню. На боковых ее фасадах под крышей были два забранных железной решеткой окна. Почему-то мне никогда не приходило в голову в них заглянуть.

Взобрался на соседний памятник и приблизил голову к решетке. Внутри было пусто. Мой взгляд скользил по потолку, по серым стенам, по каменным плитам пола… Тут я вздрогнул. В полу зияло квадратное отверстие.

В двадцатых-тридцатых годах многие старые могилы на ленинградских кладбищах были кем-то вскрыты – видимо, искали золото. Неужели и эту могилу постигла та же участь? Неужели и в ее костях рылись пальцы какой-то человекоподобной твари? Неужели и ее прах был осквернен?

Спрыгнув на землю, я тихо побрел прочь. Потом обернулся. Моя роза краснела у подножия часовни, как пятно свежей крови.

22.8

В «Ленинградской правде» в статье о новых поэтических книгах похвалили и мою.

Курю трубку и любуюсь красными гроздьями рябины, растущей во дворе под окном нашей кухни.

Пришла женщина. «Грешно вам жаловаться и тосковать, – сказала она. – У вас такие необычные стихи, но вас печатают, вас хвалят в газетах, вами восхищаются друзья и поклонники. И, что бы ни случилось, вы не уйдете из мира бесследно, даже если вы этого очень возжелаете. А после смерти я обещаю вам подлинный успех. Если воскреснете – убедитесь, что я была права».

24.8

В подвале у нашего парадного живет черный кот. Он не голодает, его кормят все женщины из нашего двора, и дети тоже. Частенько я вижу его сидящим на асфальте или в траве под деревьями.

Он не навязчив, он ни у кого не просит, он держится скромно, но с достоинством. Что поделаешь, такая уж ему досталась судьба – быть бездомным дворовым котом. Из окон на него смотрят домашние, хорошо устроенные, упитанные, балованные коты, которым повезло в жизни куда больше, но он им не завидует. Ему не дано спать на коврах и на креслах и есть из фарфоровых тарелок, никто не гладит его ежеминутно, никто не расчесывает ему шерсть, но зато он свободен. Он свободен и одинок, и это его вполне устраивает.

Когда мы с ним встречаемся, он глядит на меня спокойным взглядом желтовато-зеленых глаз. Мне кажется, что я ему нравлюсь, что он меня понимает.

У пивного ларька стоит парень с грубым, злым лицом. Рядом с ним мальчик лет трех. К парню подходит его приятель с такой же топорной и недоброй физиономией. Они начинают беседу изощренно и как-то особенно дерзко матерясь.

– Он у меня уже все умеет, – говорит первый парень, показывая на мальчика. – А ну-ка, Толя, скажи!

Мальчик громко и отчетливо матерится.

– Во дает! – восхищается второй парень. – Он у тебя вундеркинд!

Печально, что кончается лето. Во всем затаилась уже осенняя грусть – в облаках, в траве, в деревьях, даже в трамваях – их стекла поблескивают как-то невесело.

25.8

Перечитал «Чистый понедельник». Бунин считал этот рассказ своим лучшим творением. Он написал его за одну ночь 12 мая 1944 года. Тогда ему было уже 74 года.

С годами Бунин писал все лучше и лучше. Запаса его творческих сил хватило бы на десять крупных писателей.

27.8

В конце лета и в начале осени не слишком щедрая северная природа дарит нам особое, единственное в своем роде удовольствие – грибы. Я собираю их сызмальства, и все не надоедает. Это страсть на всю жизнь.

Сегодня набрал большую корзину, с верхом, горкой. Даже в карманы напихал грибов – так много их было в лесу. Всё сыроежки и моховики. Изредка попадались подберезовики и красные. Белых нашел всего три штуки.

Грибы приятно не только собирать, но и чистить. Снова любуешься каждым и вспоминаешь, где его приметил.