Неизвестная. Книга первая

На большом пальце правой ноги Миши-Идиота был привешена маленькая картонная бирка. На ней синими чернилами было написано: «Н.М. 18.11.40» — «Неизвестный мужчина. Поступил восемнадцатого ноября тысяча девятьсот сорокового года».

— Вот этот, товарищ капитан, — указала медэксперт на труп. — Причина смерти очевидна.

Данилов посмотрел на бирку и сказал:

— Считайте, что он известный. Михаилом его зовут.

— А фамилия?

— Вот этого я не знаю, — пожал плечами Николай.

— Хорошо. Я в документы занесу. А пока… Вы позволите, там, — кивнула она в сторону анатомички, — весьма любопытный случай цирроза.

— Да, конечно, — сказал Данилов. — Если что, я позову.

— Ну не буду мешать, — улыбнулась медэксперт и ушла.

— Какая-то она с прибабахом, — прошептал капитан ей в след, и понял, что флиртовать с этой женщиной ему совсем не хочется. Потом, осмотрев холодное помещение мертвецкой, где на обитых жестью столах лежало несколько трупов, с головой прикрытых серыми простынями, добавил: — Не мудрено тут свихнуться.

Николай стянул простыню с мертвеца.

— Что, Миша? — спросил Данилов покойника. — Нравилось тебе при жизни людей мучить? Давай знакомиться, гнида.

Но Миша ничего не ответил. Он был мертвым. Самозарезавшимся.

Данилов представил, как этот здоровенный мужичара ножом пилит себе горло, и поежился.

— А Однорукий привычки не меняет, — бурчал под нос Данилов, осматривая труп. — Карманник при нем и вышибала. И ведь карманника я тогда за руку поймал. А Берия велел его отпустить… Странно это все как- то… хреновенько… Может, щипач в Тушино случайно оказался? Просто по работе. А нарком здесь при каких? А еще папка эта черная всплыла… Что за папка? Какая папка? Почему черная-то?.. В черной-черной комнате стоит черный-черный гроб… — вспомнил Николай детскую страшилку, которой пугали друг друга мальчишки еще в приготовительном классе гимназии. — Черная папка… черный гроб… И что в результате?

Данилов с трудом перевернул Мишу на живот. Правая рука трупа сорвалась со стола и повисла.

— Так, что мы имеем? — продолжал вслух размышлять капитан, внимательно разглядывая старые шрамы на спине Миши. — На фотографии, что дал Берия, Юлия Вонифатьевна совсем не Юлия Вонифатьевна… Подделка… Рядом с ней Лидия Маркова, которую вспомнил Гай Струтинский, брат настоящей Юлии… Случайность? А если нет? О Марковой надо справки навести: кто такая, откуда и где сейчас? Так, далее… Кто там еще на фото? Может, с этого и надо было начинать, а я, как дурак, не туда пошел, не там искал… Говорил же наркому, что не сыскарь я… Оперативник. Пока пусто у нас тут, но с перспективой… Ладно.

Данилов громко зевнул. Осмотрелся. Вспомнил, что вокруг нет никого, кто бы его за такой шумный зевок устыдил, и снова забормотал:

— Однорукий…. Ему тоже нужна та женщина. Неизвестная. Нет, Струтинская, пусть будет Струтинская, так привычней, — Николай снял очки, потер пальцами уставшие глаза и огладил ладонью колючую щетину на щеках. — А чемоданчик я все-таки забыл зря. У Славика в машине… На самолет очень спешил, за Васю переживал… Придется в Пермь звонить, чтобы почтой выслали…

Данилов продолжил осмотр.

Чего он хотел найти?

След. От укола след.

Несколько лет назад в Шанхае, который местные жители называют Заньхэ, на улице Джян Дзие Род, известной своими опийными притонами, у него была встреча со связным.

Они с китайским товарищем сидели в маленькой открытой харчевне, когда дверь одного из притонов с грохотом распахнулась. На мостовую кубарем выкатился худющий китаец, он сильно ударился оземь, но, словно не почувствовав боли, тут же поднялся и угловатой крабьей походкой подскочил к ближайшему торговцу, продающему жареное рубленое мясо, пятерней загреб тлеющие в жаровне угли и швырнул их в лицо торговцу. Тот испуганно отскочил, заругался громко и зло. А наркоман схватил нож с деревянной подставки для разделки мяса и, дико захохотав, перерезал себе горло. Так же, как этот Миша.

— Это йао-наркотик, — сказал связной китайский товарищ, спокойно наблюдавшей за кровавой сценой. — Немцы из Циндао завезли. Тут сейчас таких много. Зачем опий курить, зачем Да Ма — анаша — сущить-веять? Один укол, и человек боли нет, сна нет, весело, работает без усталости. Пей ци йао. Очень сильный наркотик. Ам Вэй Тай Мин. Если доза большой — человек себя не любит. Так не любит, что себя убивает. Сюда колят.

И китайский товарищ ткнул себя большим пальцем в бок.

Немцы сделали. Немцы. А Миша на них работал.

— Неужели ты думаешь, — сказал Данилов Мише, — что я поверю, будто женщина смогла заставить такого бугая горло себе перерезать? Не рассказывай мне сказки. Вася просто не в себе от боли, а в таком состоянии… Может, и не было там никого. Примерещилось ему. Примерещилось. Ну-ка, признавайся, Миша…

Данилов зашел с другой стороны стола, зацепился бедром за ногу лежащего на соседнем столе покойника, поправил на нем простыню и стал рассматривать другой бок громилы.