— Ну вот, мы сейчас в фотолаборатории распечатаем, — он забрал лист у Данилова и внимательно, с прищуром, посмотрел на портрет Однорукого, — и часа через полтора у каждого опера, у каждого постового будет фотокарточка.
— Хорошо, товарищ майор, — кивнул Данилов.
— А однорукого пропустить легко, товарищ капитан, — сказал Сафонов. — Руку в карман сунул, и все. Или надо проверять всех, кто держит руки в карманах? А с фотокарточкой никуда он, голубчик, не денется.
После обеда с шашлычком от Папы Арчила капитана Данилова потянуло в сон. Он же не двужильный. А за последнее время на него столько навалилось, что и двужильный не выдержит. Разморило его от вкусного мяса и хорошего вина, но он тронул свой талисман, взглянул на часы и сказал майору Сафонову
— А Барекяна я все-таки в Москву заберу.
— Какие же вы, москвичи, жадные, — сказал Сафонов, сделал глоток сухого вина и глаза закрыл от удовольствия.
Расстарался Папа Арчил и шашлык был сегодня великолепен.
— Как увидите что-то стоящее, так и норовите к себе в столицу утянуть.
— Ты же должен, Петр Сергеевич, понимать, что таким людям, как Генрих, надо служить не только замечательной Харьковской области, но и всему Советскому Союзу… Кстати, я сам-то в Москве… Еще и полугода нет…
— Николай Архипович, — спокойно отвечал Сафонов. — Я это прекрасно понимаю и думаю, что Генрих бы с радостью… Но… Папа Арчил. Ах, негодник, какой шашлык… Это же наркотик настоящий… Но мальчишку он в Москву не отпустит.
— Ладно, — сказал Данилов. — Разберемся.
Николай встал из-за стола, потянулся до хруста в костях и встряхнулся, словно перед поединком на татами. Он всегда так делал, когда уставал сильно. Так на тренировках его еще Ощепков учил. Помогало.
— Николай Архипович, — сказал Сафонов. — Может вам отдохнуть немного. Уже номер в нашей гостинице приготовили. Генеральский. Поспите, а мы, если что, сообщим…
— Петр Сергеевич, а ты что сейчас сказал? — с интересом посмотрел Данилов на майора.
— Гостиница… — растерялся Сафонов. — Номер…
— Нет, — рубанул воздух рукой Николай.
— Про Папу Арчила… шашлык…
— Наркотик, — сказал Данилов.
— Да я же говорю — настоящий…
Но Николай его уже не слушал. Он на несколько мгновений застыл, задумался, потом произнес тихо:
— А то у меня не срасталось…
— Что? — не понял Сафонов.
— Это я про Васю Ермишина, — сказал Данилов, и майор опустил глаза.
— Жалко его конечно, — вздохнул Сафонов.
— Вот что, товарищ майор, — Данилов протер очки и снял с вешалки плащ. — Вы пока здесь, а мне отлучиться надо. Проверить кое-что. Хочу сам посмотреть, что да как…
— Есть, товарищ капитан, — сказал Сафонов. — Машина внизу ждет.
Данилов вышел на улицу, вдохнул полной грудью и тряхнул головой, чтобы прогнать усталость. Так тряхнул, что очки едва с носу не соскочили.
У подъезда ждала черная Эмка. За рулем сидел меланхоличного вида шофер, с угрюмым равнодушием смотрящий на окружающий мир.
— В морг, — сказал Николай, усевшись на заднее сидение и хлопнув дверцей машины.
— В морг так в морг, — буркнул водитель.
Харьковский городской морг располагался всего в паре километров от здания управления. Речку переехали… как там ее… Лопань, кажется. Да, точно — Лопань. А там уже недалеко. Улица Дмитриевская.
За это время Данилов постарался хоть немного отдохнуть. Развалился на заднем сидении Эмки, глаза прикрыл, даже сон увидеть умудрился — смутный, клочковатый, пестрый словно лоскутное одеяло. Вспышки образов и переживаний: Вася Ермишин, Однорукий, земля, убегающая вниз под крыло самолета, Гай Струтинский и трио «Кукушечка»… Спутано все, нечетко…
А потом ему приснилась Мария.
И она улыбалась. И он улыбнулся ей в ответ.
— Товарищ капитан, — услышал он голос водителя. — Приехали.
— Ага. Ждите.
В морге Данилов застал старшего судмедэксперта за работой. Женщина лет тридцати, на вид приятная и ладно — местами даже слишком ладно — скроенная, она ловко препарировала труп какого-то бедолаги.
Вид у нее при этом был довольно впечатляющий: рыжая челка, пара завитых локонов, выбившихся из-под грязноватой синей косынки, пухлые губы капризульки и насмешницы. Одета в мышиного цвета халат, туго обтягивающий ее выдающийся бюст, и большой прорезиненный фартук, забрызганный мелкими каплями плоти и крови. Данилову почему-то показалось, что под халатом на ней больше ничего нет. Или только показалось?
На чуть полноватых, но стройных ногах женщины красовались совершенно лишние здесь лакированные красные туфли. А еще несколько портили вид резиновые электротехнические перчатки и хирургическая пила, которую она сжимала в правой руке.
Судмедэксперт как раз вскрыла грудную клетку покойника и с интересом разглядывала внутренности бывшего человека. Увлеченно разглядывала.