На эти вопросы пусть отвечает профессор. Она же решила приспособиться к своему состоянию, привыкнуть к нему, начать контролировать. Самой решать, кого впускать, а кого не впускать в свое естество. Научиться выживать в этом странном, отчего-то совсем непривычном для нее мире.
Надо отдать должное Бехтереву. Он ей очень помог. Каждый день он возвращал ей себя. Потихоньку, по чуть-чуть, по капельке. И вскоре дело пошло. Они старались, и старания были не напрасны. Только одно осталось и для нее, и для профессора загадкой — как она оказалась в том доме на черной лестнице, где нашел ее дворник Околесин, и что с ней было до этого. Сколько они ни бились, сколько ни старались — стена оказалась неприступной. В остальном же, как говорил Бехтерев: «Прогресс! Большой прогресс!»
Прошел еще год, и теперь она оказалась здесь. В семье этого странного человека, которого она… впрочем, об этом ей еще предстояло подумать…
Она ходила по улицам, уже не боялась встречных прохожих и редких автомобилей, разговаривала в институте с докторами. И хоть доктор Мясищев, да и некоторые другие врачи и персонал старались избегать встречи с ней, другим людям ее зажатый в крепкий кулак дар или, если хотите, проклятье, ничуть не мешал. Просто она научилась закупоривать в себе джина, который все же иногда норовил вырваться из бутылки, но с каждым днем становился все слабее.
Она казалась нормальной. Во всяком случае, с точки зрения живущих в этом мире людей. Она вела себя совсем как девушка ее возраста. Она даже могла зайти в магазин и купить себе что-нибудь, благо зарплата секретаря ей это позволяла.
Единственным неудобством, с которым ей пока не удавалось справиться, была толпа. Однажды они с Барченко оказались вовлеченными в демонстрацию, посвященную годовщине Октября…
Юля давно не испытывала такого прорыва эмоций и разгула страстей, и от этого ей было очень не по себе. Но Барченко вовремя заметил, что его подопечной стало плохо, вырвал ее из возбужденной толпы и увел в тихую подворотню, где Юля смогла отдышаться.
— Ну почему?! — посмотрела она на Александра Васильевича с надеждой точно он знал ответ на этот вопрос.
— Тише, Юленька, тише, — Варченко поддерживал несчастную девушку и чувствовал, как ее трясет. — Потерпи, милая. Может, на Кольском и найдем ответы. Потерпи. Я очень хочу тебе помочь. Очень. Да ты и сама, наверное, это чувствуешь.
— Не чувствую, — призналась Юля. — Вас не чувствую.
— Как?! — удивился Варченко.
— Я и сама не знаю, — Юля немного пришла в себя, и они пошли дальше, стараясь обойти шумную демонстрацию.
— Тогда, у профессора дома, — с каждым шагом прочь от скопления людей девушке становилось лучше. — Вы же помните нашу встречу. Я не смогла вас прочитать. Совсем не смогла.
Варченко с интересом взглянул на Юлию. Теперь он понял. Он вспомнил тот удивленный, вперемешку с растерянностью и страхом взгляд, который был у девушки при их первой встрече.
— Как ты думаешь — почему? — спросил Александр Васильевич. — И откуда все-таки ты знаешь про Дюн Хор? Откуда?
— Может быть, — улыбнулась Юля, — Кольский подскажет?
А подготовка к экспедиции шла семимильными шагами. ВЧК выделило приличные деньги, и Кузминкин, который был назначен не только комиссаром, но еще и завхозом экспедиции, осваивал эти средства.
Он очень переживал. Не силен он был во всей этой бухгалтерии, а начальство требовало точного отчета за трату каждой копейки: квитанции, чеки, расписки, дебет и кредит, приход и расход… От цифр и бумажек чекисту порой становилось дурно. Голова шла кругом, и Кузминкину снилось по ночам, как он тонет в бескрайнем бумажном океане. Он изнемогал.
Неожиданно помощь пришла, откуда он и не ждал.
Наташа Варченко. Так ее звали.
Она живо взялась помогать Степану Кузминкину, и надо сказать, помощь оказалась весьма кстати. Практически все подсчеты, сведение баланса и прочую рутинную бумажную работу Наташа взяла на себя. С ее легкой руки все начало налаживаться, а их роскошный номер в гостинице превратился в штаб.
Кузминкин же целыми днями мотался по складам и магазинам в поисках теплой одежды, крупы, муки, веревок, сапог и топоров, которые могли пригодиться экспедиции.
— Э нет, Александр Васильевич, — возражал он Варченко, который возмущался количеством предназначенных для закупки спичек. — Не скажите. Вот спичка — тьфу, дрянь. А где вы ее в тундре возьмете?
— Чушь! Отсыреют спички, и что тогда? А денег на более важные вещи может не хватить, — стоял на своем Варченко.
А Наташа носик поморщила, лобик напрягла и сказала:
— Степан Иванович, а если вместо спичек закупить кресало да кремень. Дешевле же обойдется, да и надежней. Сырости камень не боится.
— Ой! — смутился чекист. — А как же я-то не подумал?!
Наташа оказалась важным членом команды, и Бехтерев не стал возражать против того, чтобы включить ее в штат экспедиции, в качестве лаборанта и счетовода.