Неизвестная. Книга первая

— Ну что ты так нервничаешь, — Варченко стоявший рядом, старательно уворачивался от руки Кондиайна. — Я тоже по Сент-Иву считал. Не получается. Тридцать шестой безобиден, и вообще до шестьдесят первого все спокойно.

— Да как же спокойно?! — наседал Кондиайн. — Сент-Ив в девятом году почил, а с того времени новые закономерности проявились. Цикличность солнечной активности, например. После моих вводных отчетливо прослеживается наложение восемьсот двенадцатого на тридцать шестой.

— В двенадцатом Наполеон… А сейчас я в Европе Наполеонов не наблюдаю. Одни наполеонишки, — Варченко надоело мотать головой, и он перехватил руку Кондиайна. — Хватит, Тамиил. Ты мне хочешь глаз выколоть?

С легкой руки Александра Васильевича все в экспедиции называли

Кондиайна Тамиилом — падшим ангелом, научившим людей математике и наблюдению за звездами. Это были две самые большие страсти молодого астрофизика.

— Извините, — стушевался он, но через мгновение снова заспорил: — Это сейчас нет, но за пятнадцать лет что угодно может произойти…

— Может, — согласился Варченко. — Но Антанта слишком ослабла, чтобы затевать новую войну. И потом, с кем? — он пожал плечами. — Австро- Венгрия и Германия в руинах. Вы же слышали, в Баварии семья с голодухи младшую дочку съела. А от нас они только что по зубам получили.

Тут Варченко сильно толкнули в спину

— Пройти дай. балабол!

По трамвайному проходу пробирался к выходу серьезного вида громила в драповом пальто, косоворотке и большом кепи с захватанным до сального блеска козырьком. Это он толкнул Александра Васильевича.

— Что вы себе позволяете! — прикрикнул на громилу Кондиайн.

— Забухни, контра! — рявкнул на него громила.

Пассажиры трамвая оживились, предчувствуя заварушку. А хамло отцепилось от поручней и потянулось к Тамиилу с желанием схватить его за шкирку. Кондиайн напрягся, готовый отразить атаку, а Варченко быстро взглянул в окно, чуть согнул колени, и поднял одно плечо вверх.

Пассажиры затаили дыхание. Даже кондукторша чуть-чуть привстала со своего места, чтобы лучше разглядеть, что происходит.

И в это время трамвай пошел на поворот и на приличной скорости чуть накренился в вираж. Это оказалось неожиданным для всех, кроме Александра Васильевича. Он этот поворот в окно увидел.

Громилу повело влево, он потерял равновесие, а Варченко, как бы случайно, выпрямил ноги и плечом подтолкнул его в бок, несильно, но этого хватило, чтобы громила кубарем полетел в проход.

— Ух! — выдохнули пассажиры, а кондукторша рассыпала мелочь.

В трамвае на мгновение повисла тишина. Александр Васильевич быстро оглядел растерянных пассажиров, взглянул на громилу, который барахтался на полу, на кондукторшу, отклячившую толстый зад в поисках рассыпанных монет, на изумленного Кондиайна, а потом захохотал громко и стал в громилу пальцем тыкать. И трамвайный вагон вслед за Варченко взорвался хохотом.

Пассажиры смеялись над неудачливым громилой, а тот, пристыженный и понурый, встал с полу, отряхнулся, зло зыркнул на кондукторшу, распихал стоящих на подножке пацанов, шагнул из трамвая и, уже оказавшись на мостовой, погрозил кулаком удаляющемуся вагону.

— Обратил внимание? — спросил Варченко развеселившегося Тамиила.

Александр Васильевич уже не смеялся. Давно не смеялся. Ему уже были глубоко безразличны и громила, и пассажиры… Ну разве что кондукторша, которая собрала, наконец, мелочь, уселась на свое место и отвернулась, зардевшись лицом, к окну…

— А ведь она думает, что это над ней, — отметил Варченко.

— Вы про что? — сквозь смех спросил Кондиайн.

Вместо ответа Александр Васильевич обратился к кондукторше:

— Простите, не подскажите… Нам бы к Боткинской больнице поближе…

— Отчего же не подскажу, — оживилась кондукторша. — У меня же работа такая. Боткинская?

— Да, — поддакнул Кондиайн.

— Это та, что Солдатёнковская… В декабре переименовали, — сказал кто-то, и смех в вагоне затих, у людей появилось новое развлечение.

— А-а… — закивала кондукторша. — так бы сразу и сказали… Сейчас перекресток будет, там и выходите. А потом с Беговой к Ходынке повернете, там проезд есть… как бишь его… ну там не заблудитесь. И по нему шагов пятьсот, не больше.

— Не-е… — сказал какая-то женщина из пассажиров. — Там и трехсот не наберется…

— Да какие триста?! — возразила ей приятельница. — Как-то, лет пять назад…

— Спасибо, — сказал Варченко. — Тамиил, идем…

— Так ты понял, что произошло? — спросил Варченко, когда они с Тамиилом оказались на грязной, залитой талыми водами улице.

Мартовский снег превратился в мокрую кашу и предательски скользил под ногой.

— Вы про то хамло? — спросил Кондиайн, поскользнулся и едва не шлепнулся на раскисший тротуар.

— И про громилу тоже, — подхватил его под руку Александр Васильевич. — Но главное — про людей.

— Да, — согласился Тамиил, выглядывая, куда бы поудобней шагнуть. — Странно себя повели…

— А почему?

Но Кондиайн только пожал плечами.