Неизвестная. Книга первая

Струтинского больше уговаривать не пришлось. Он подхватил ложку, придвинул к себе поудобней чугунок, взял хлеб и принялся наворачивать «мясное рагу» за обе щеки.

«Он их тут что, совсем не кормит?», подумал Данилов о майоре, когда увидел с какой жадностью и скоростью Струтинский поглощает варево.

Когда в чугунке осталось не больше трети рагу, а на алюминиевой тарелке только один кусочек хлеба, Николай спросил:

— Гай Вонифатьевич, вам известно имя Юлии Вонифатьевны Струтинской?

Заключенный перестал есть, посмотрел Данилова и ответил:

— Известно. Это… м-моя сестра.

*****

Помните, как у вас в тот момент забилось сердце? Как вы обрадовались тому, что ваша догадка о Гае и Юлии нашла свое подтверждение? Старик Вонифатий был большой затейник, но вы-то, вы оказались настоящим умницей, который так легко нашел кончик ниточки. Только одно вас в тот момент смутило — почему о сестре Гая Вонифатьевича нет ни слова в его личном деле?

Ну что вы заерзали? Не переживайте так, вы же сами хотели, чтобы я рассказала все. Или я что-то сказала не так? Вот видите…

Я вообще заметила, что люди очень не любят, когда им напоминают об их ошибках. Люди любят быть успешными. Им важно, чтобы другие замечали их достоинства и не обращали внимания на небольшие недостатки. Да у кого их нет? Но порой что-то случается вдруг, их будто под локоть подталкивают, и люди делают что-то, за что им бывает стыдно. И мучаются потом, страдают.

И ведь даже не поступки такой стыд вызывают, а только намерения, а то и вовсе дурные мысли. Или ошибки. Вот думает человек, что истину за хвост ухватил, что понял, как оно все на самом деле… А потом, глядишь, а все совсем не так, как ему представлялось. И признать, что ошибся — вот на что настоящее мужество нужно. А вы ведь человек мужественный, не так ли?..

Что это за станция там промелькнула?

Не знаете… Да, вы правы, столько таких станций-полустаночков на нашем пути встречается, что все и не упомнишь… А может есть смысл остановиться на таком полустанке, оглядеться, увидеть, как этот мир хорош… Полной грудью вздохнуть… Но нет, нам все вперед и вперед двигаться нужно… Точно бежим от чего-то…

глава 8

К концу марта двадцать первого года к экспедиции на Кольский почти все было готово. И гостиная в номере «Астории» стала напоминать обычный склад. Тюки, мешки, ящики… Для житья места почти совсем не осталось.

Кузминкин по-хозяйски осматривал тюки и ящики и довольно похлопывал ладошкой по полной бочке спирта, которую он, пользуясь служебным положением, выклянчил у петроградского комитета здравоохранения на «опыты и препараты».

— Степан Иванович, — Наталья сидела возле окна и пришивала пуговицу к кавалерийской бекеше Александра Васильевича. — Вы слышали, что Саша Кондиайн эту штуку, — посмотрела она на висящий на стене большой картонный круг, расчерченный на сегменты и испещренный пометками, цифрами и знаками, — археометр этот самый усовершенствовал. Три новых переменных ввел.

— Знаете, Наташа, — отозвался Кузминкин, доставая из кармана кисет и сворачивая самокрутку. — Я же человек технический, я же до революции минером был, торпедами занимался… Так вот, не верю я во все эти фиговины. Чудные они, но, на мой взгляд, бесполезные…

— Вы бы не курили тут, товарищ чекист, — строго взглянула на него Юля, которая разбирала отчеты по экспериментам в Институте мозга.

— А я что? Я ничего, — вздохнув, Кузминкин поспешно заложил за ухо уже готовую самокрутку.

— Не понимаю вашего скептицизма, Степан Иванович, — сделав узелок, Наташа откусила лишнюю нитку и разгладила ладошкой сыромятину под пуговицей на бекеше. — Саша рассказывал, как с помощью археометра вычислил, что в январе двадцатого Колчак будет арестован, а в феврале погибнет…

— Зря он во все это ввязался, — снова вздохнул Кузминкин.

— Вы о ком? О Кондиайне? — Наталья воткнула иглу в большую катушку.

— Об адмирале, — потупившись, Кузминкин украдкой взглянул на Струтинскую и решительно продолжил: — Колчак был человеком чести. И предали его союзнички хреновы. Ему бы Норд изучать, север то есть. Острова и проливы открывать, а он во всю эту катавасию полез. Верховный правитель России… тьфу, пропасть! А человек-то был ищущий, душевный был человек. Вон Юлия Вонифатьевна не даст соврать.

— Вы о чем? — Струтинская оторвалась от отчетов и недоуменно взглянула на чекиста.

А бывший моряк только рукой махнул. Самокрутку из-за уха вынул, в пальцах помял и обратно за ухо сунул. Успокоился.

— Не стоит так-то, — сказала Наталья. — Адмирал Колчак расстрелян как враг трудового народа, а вы тут такое говорите, — и добавила шепотом: — Вы же чекист.

— И что, что чекист, — Кузминкин вынул из кармана коробок спичек, в руках закрутил. — Я же как есть говорю, как думаю.

— Да я к тому, чтобы вы особо-то, Степан Иванович, — Наташа повесила бекешу на вешалку возле двери, — не нервничали… Вы нам на Кольском ой как нужны будете. Куда же мы без вас!

— Там, на Норде, — вдруг сказала Юлия голосом Колчака, посмотрела на Кузминкина строго, а потом прыснула в кулачок.