Неизвестная. Книга первая

— Экономия, едреныть! — выругался Данилов, закрыл папку, снял очки, потер уставшие глаза и взглянул на часы: — Без пяти восемь. Ну? И где он?

В ту же секунду в дверь снова робко постучали.

— Войдите!

Это оказался водитель Славик.

— Вот, товарищ капитан, я вам поесть принес, — и поставил на стол поднос с чаем, булкой, двумя вареными яйцами и коровьим маслом на маленьком китайском блюдце. — Или, может, чего посущественней желаете?

— Нет, спасибо, — отозвался Данилов, и вспомнилась ему та яичница, что Мария готовила на завтрак.

— Товарищ капитан, — сказал Славик, когда Николай разрезал булку и начал намазывать масло на бутерброд. — Вы извините, что так получилось. Я же как лучше думал… ну с устатку… ну банька… ну выпили… Они же сами… из гулящих они… бывших гулящих… и поют красиво.

— А ты, значит, песни любишь?

— Ну… и песни тоже.

— Ладно, не переживай. Рапорта не будет.

— Спасибо, товарищ капитан!

— Что там Рисенчук?

— Так он еще ночью умчался куда-то на бричке. Жеребца запряг и укатил.

— Как появится, пусть сразу сюда…

— Есть! Разрешите идти?

— Машина в норме?

— На ходу.

— Хорошо. Иди.

Рисенчук приехал через двадцать минут. Данилов позавтракать успел, в уборную сходил, умылся и привел себя в порядок. Только за стол уселся, а тут и начлаг подоспел. А вместе с майором в кабинет зашел высокий, худой и угловатый зэк.

— Вот, товарищ капитан, — Рисенчук подтолкнул зэка поближе. — Заключенный Струтинский по вашему приказанию доставлен.

— Хорошо, — сказал Данилов, разглядывая Гая Вонифатьевича.

Рост выше среднего, худощавое телосложение, длинные пальцы пианиста. Волосы черные, с проседью, курчавые, коротко стриженные. Лицо открытое, заросшее трехдневной седой щетиной, щеки впалые. Глаза большие, немного навыкате. Нос с маленькой горбинкой, длинный. На вид лет сорок пять-пятьдесят. Одет в ватник, черные, заляпанные грязью, штаны и кирзовые сапоги. В руках казенная шапка-ушанка, на плече тряпичная котомка. Взгляд неуверенный, но при этом подбородок высоко вздернут над длинной шеей.

— Здравствуйте, Гай Вонифатьевич, — сказал Данилов.

— 3-здравия желаю, гражданин начальник, — ответил зэк.

— Товарищ майор, вы свободны, — взглянул Николай на Рисенчука.

Тот кивнул, развернулся, отчеканил три строевых, вышел из кабинета и тихонько прикрыл за собой дверь.

Данилов вышел из-за стола, посмотрел на Струтинского снизу вверх и протянул руку.

— Здравствуйте, Гай Вонифатьевич, — сказал уже по-простому. — Очень рад вас видеть.

— Ч-чем обязан? — спросил Струтинский, помедлил, но все же пожал протянутую руку.

— Присаживайтесь, — указал Данилов на стул. — Сумку можете прямо на спинку повесить.

— С-спасибо, — заключенный уселся, долго не мог решить, куда положить шапку, наконец примостил ее у себя на коленке.

— Товарищ майор! — позвал Данилов.

— Слушаю, — тут же из-за двери показалась физиономия Рисенчука.

— Распорядитесь, чтобы поесть принесли. Там после вчерашнего остаться должно…

— И это? — начлаг щелкнул себя пальцами по кадыку.

Данилов посмотрел на Струтинского, а потом на Рисенчука:

— Как-нибудь обойдемся.

— Ага, — и физиономия начлага исчезла.

Данилов обошел заключенного и присел в кресло.

— Гай Вонифатьевич, — сказал он. — Как же вы умудрились? Срок к концу подходил, готовились на свободу с чистой совестью выйти и вдруг у Шкворня зубной порошок украли?

— Думаю, г-гражданин начальник, — сказал Струтинский спокойно, — у вас т-там… — кивнул он на папки, лежащие перед Даниловым. — У вас там все н-написано.

— И вы считаете, я поверю, что вам в голову могло прийти уголовника- убийцу обокрасть?

— Н-не мне, — Струтинский потупился и тихо повторил: — Не мне.

— Понятно, — сказал Николай.

— Зато мы в этом году п-план на сто восемьдесят п-процентов…

— И это тоже понятно.

Дверь в кабинет отворилась, и в проеме показался человек в белом поверх армейской формы переднике и измятом поварском колпаке.

— Товарищ капитан госбезопасности, — сказал человек. — Начлаг велел вам стол накрыть.

— Давайте, да побыстрей, — раздраженно сказал Данилов и сдвинул папки с делом Струтинского в сторону.

— Мясное рагу, хлеб, чай, — человек в колпаке расторопно вкатил тележку в кабинет. На тележке стоял чугунок с варевом, нарезанный хлеб на алюминиевой тарелке, миски и ложки. Тут же позвякивал крышкой чайник с кипятком и две жестяные кружки. Человек застелил угол начальственного стола, выставил варево и приборы, разлил по кружкам горячий чай.

— Чайник здесь оставь, — сказал Николай.

— Есть оставить чайник, — бодро ответил человек. — Разрешите идти?

— Спасибо, идите.

Человек выкатил тележку в коридор и закрыл дверь.

— Угощайтесь, Гай Вонифатьевич, — Данилов придвинул чугунок с варевом поближе к краю стола. — Можно прямо отсюда.

— Мне… до вашего сведения д-донести нечего, — сказал Гай Вонифатьевич, посмотрел на накрытый стол и не сдержался, сглотнул слюну.

— А у вас тут только за доносы доппаек полагается?

— Начлаг говорит, что «хавка — дело дорогое, за нее п-платить надо».

— Ну, я не начлаг, — усмехнулся Николай. — Так что угощайтесь, угощайтесь.