Неизвестная. Книга первая

— Воскресенье нельзя… скорее… — умоляюще посмотрела Юля на чекиста. — Скорее.

Извозчик дернул вожжи, кобылка фыркнула и пролетка покатилась по кривым улочкам и переулкам — в объезд затора.

*****

— … я же говорил, что могу что-нибудь напутать, — оправдывался Варченко. — Ты же сам давал только семьдесят на тридцать… Да и луна почти на пределе…

Они с Марковой и Тамиилом вышли из здания больницы.

— А чего вы ждали? — спросила Лидочка Кондиайна.

— Ну не знаю, — пожал плечами Тамиил. — Что он встанет… Ну или хотя бы глаза откроет…

— Но ведь температура понизилась на два градуса, — пожала плечиками Лидочка.

— И что? — хмыкнул Александр Васильевич. — Тут может быть столько причин, что…

— Наверное, вы правы, — согласилась Лида.

А Кондиайн разочаровано махнул рукой:

— Жалко, конечно…

Они уже собрались уходить, но Тамиил вдруг сказал:

— Александр Васильевич, смотрите-ка, — вскинул он руку. — Это же наши.

Варченко посмотрел в направлении, указанном Кондиайном, и заметил стоящих чуть поодаль от входа Струтинскую и Кузминкина.

— Что случилось?! — поспешил он им навстречу.

— Уже ничего… — прошептала Юля. — Уже ничего…

— Что с Натальей? — Варченко бросил озабоченный взгляд на чекиста и посмотрел на Юлю.

— С Натальей полный порядок, — сказал Кузминкин. — Тут вот… — кивнул он на Юлю. — Не в себе она…

Лида с интересом разглядывала вновь прибывших членов экспедиции, а Кондиайн осторожно взял ее под локоток.

— Идемте, я вас познакомлю.

— А кто это? — спросила Лидочка.

— Интереснейшие люди, скажу я вам, — улыбнулся Кондиайн. — Кстати, — хмыкнул он, — Как звали-то того больного? Все равно жалко его, бедолагу…

— А-а-а, — поняла о ком речь Лидочка. — Джугашвили. Иосиф Джугашвили… Сталин.

Что это вы встрепенулись? Задергались? Да не переживайте вы так…

И озираться, пожалуй, не стоит… Купе добротное, стенки глухие.

Вы же про него, про Сталина, про Кобу, из краткого курса истории ВКП (б) знаете. И из биографии… Там, конечно же, таких подробностей нет. Там вообще мало… Впрочем, наверное, так надо.

В то время Иосиф Виссарионович был человеком не самым известным. Ленин, Троцкий, Дзержинский — вот кто был на слуху у обывателя. А кому интересен комиссар по делам национальностей? В семнадцатом стол в вестибюле Смольного поставил, вот и весь комиссариат. Да и в двадцать первом он в тени был, и газеты о нем практически не писали. Даже медперсонал Боткинской, которую в то время москвичи по привычке называли Солдатенковской, о нем почти не слышал. Не велика сошка, хоть и член ЦК.

Зато в кругу своих Кобу любили — за шумные застолья в честь побед Красной армии на фронтах гражданской, на праздники и дни рожденья… Балагур, тамада и пьяница… Да ладно вам, что было, то было.

Как-то Троцкий на него Ленину нажаловался, дескать, у нас сухой закон, а Коба кремлевский винный подвал вскрыл, винцо царское столетнее попивает. И счет запыленным за век бутылкам уже на третий десяток перевалил. Но Ильич только отмахнулся: «Он же грузин! Он не может не пить!»

Так бы и спился, наверное, но весной двадцать первого у будущего вождя мирового пролетариата сын родился, Вася. А ведь мог бы сынок папу не увидеть. Аппендицит у счастливого папочки случился с гнойным перитонитом… Врачи шансов не давали. Как раз классический случай, хрестоматийный. Вон даже практикантам его демонстрировали. Не выжил бы он, и все бы в этой жизни пошло по-другому. Не знаю, лучше или хуже, но по-другому.

А он выжил.

Кондиайн расчеты сделал, Маркова в историю болезни Джугашвили- Сталина новую дату рождения поставила, а Варченко старинный обряд провел…

Сам-то Александр Васильевич тогда решил, что обряд не сработал. Да и не верил он во все это колдовство. Возможно, он был прав, только на следующий день больной в себя пришел, есть попросил. И на поправку дело пошло. А через полгода Сталин снова к работе вернулся.

Лишь близкие заметили — стал меняться Коба. Решили, что это после болезни. Пить он почти перестал, и хоть от шумных застолий не отказался, но из тамады-балагура как-то незаметно в хозяина превратился, во главе стола сел. А дату рождения — ту, что Маркова ему написала, за правильную стал считать. Даже в документы ее внес. Двадцать первое декабря тысяча восемьсот семьдесят девятого года. На год и три дня моложе. Видимо, тут тоже болезнь повлияла.

Вы и этого не знали? Или считаете это случайностью?

Скорее всего, так и есть. Совпадение. Стечение обстоятельств.

Ну а если так, то простым стечением обстоятельств, случайностью, можно назвать что угодно. Это же случайно ваш папа встретил вашу маму. Случайно у них возникли чувства… А ведь она была не первая, на кого он заглядывался, да и маме вашей он сперва совсем не приглянулся… Но случайность.

Считаете, что вы получились с первого раза? А если бы не получились? А если бы не вы? Случайность? Беременность была тяжелой. Мама вас однажды чуть не скинула — поскользнулась, упала, боялась, выкидыш случится, но господь миловал. Вы все же родились. Случайно.