Неизвестная. Книга первая

Один вздох, один удар сердца, всего один короткий шаг секундной стрелки по циферблату, и его уже нет… Он уже в прошлом, и его невозможно прожить заново. Никак не возможно… И только память… Память возвращает нас туда, где мы уже никогда не будем…

глава 11

Команда Варченко успела вовремя. Седьмого апреля тысяча девятьсот двадцать первого года экспедиция прибыла в Мурманск. Они очень спешили, и на то были причины.

У Саши Кондиайна было особое задание от Главнауки. Для этого ему дорогущий цейсовский телескоп выделили, и за него он больше всего переживал, когда случилось крушение. Но каким-то чудом телескоп не пострадал. Как впрочем и остальное имущество экспедиции. Да и сами участники отделались лишь синяками, ссадинами и попорченными нервами. Из-за этого крушения экспедиция опоздала более чем на сутки.

Всего год прошел с того момента, как в Мурманске сменилась власть. Город выглядел жалким. Основанный в шестнадцатом году на Мурманском Поморском берегу как военно-морской порт у незамерзающей Семеновской бухты, он стал последним городом, заложенным Российской империей и уже в восемнадцатом оказался под оккупацией интервентов. Антанта высадила десант. Потом сюда пришла Красная Армия и прогнала оккупанта.

Западные вояки уходили в спешке. Даже «чемоданы» свои — красные домики из гофрированного железа с круглой крышей и большими проушинами наверху — в спешке оставили. Мурманский оккупационный корпус — полторы тысячи британских и около сотни американских морских пехотинцев — размещался еще недавно в этих домах, а теперь они стояли ровными рядками, словно багаж, забытый великаном-растеряхой: пустые, холодные и никому не нужные.

— Ох уж эти русские… — сказал капитан американского крейсера «Олимпия», который забирал интервентов. — Обманщики и негодяи!

Он был отчасти прав. Ведь разрешение на интервенцию Мурманска дал сам наркомвоенмор товарищ Троцкий. Даже несколько совместных боев против белофиннов провели, а потом рассорились.

Ну откуда ему было знать, что на заседании Реввоенсовета Сталин, мало известный широкому обывателю Сталин, словно мальчишку отчитал всесильного председателя Реввоенсовета. Наорал на Льва Давидовича тогда Коба. Сильно наорал: «Не для того поморы те края веками для России берегли, чтоб какой-то Бронштейн их своим приятелям из Британии и Америки продал!»

Он вообще — Сталин, то есть, — в выражениях не стеснялся. Особенно, когда выпивал. В тот раз, наверное, тоже принял. Хотя товарищи, сколько потом не допытывался у них Лев Давидович, запаха от Кобы в тот день не заметили.

Тогда же и было принято решение: договор Троцкого с Антантой считать недействительным, от предложенных денег отказаться и те, что уже поступили как предоплата «временной аннексии», вернуть, а оккупантов считать врагами.

Приняли большинством голосов — впервые доводы Троцкого были отвергнуты.

Лев Давидович очень тогда на Кобу обиделся.

На всю жизнь.

*****

А между тем экспедиция спешно разгружалась.

— Да… — сказал Кузминкин, глядя на рассыпанные по берегу бухты домишки и бараки вдоль только намеченных улиц и переулков. — А городок-то дрянь.

— Это еще не город. Это только зародыш города, — сказал ему Александр Васильевич и похлопал чекиста по плечу. — Вот лет через двадцать-тридцать…

— А по-моему, — Эль Кондиайн опустила на платформу свой этюдник. — Очень даже живописно.

— Это же здорово — оказаться в самом начале, — поддержал жену Тамиил.

— Вначале чего? — переспросила Маркова.

— А чего угодно, — ответила ей Наташа.

Юля отошла чуть подальше, вдохнула холодный сырой воздух и с тихим удивлением сказала:

— Домом пахнет…

— Что? — спросил Варченко.

— Нет, ничего… — ответила девушка и поспешила на помощь Лидочке, которая зацепилась большим узлом с вещами за какой-то крюк у дверей теплушки.

— Ой, — вдруг встрепенулась Наталья. — Смотрите! От города люди бегут.

— Это, наверное, с выездной лаборатории. Мне обещали, что телеграмму им отстучат, чтобы встретили нас, — сказал Александр Васильевич.

— Это Мошонкин, — улыбнулся Кондиайн. — Радиоинженер. Да, точно он, я вам про него рассказывал. Михаил Яковлевич! — крикнул он и приветственно помахал рукой спешащим к станции людям.

Кузминкин же осторожно поставил ящик с телескопом на деревянный настил платформы и огляделся.

— Не понимаю, — сказал чекист. — Это же Норд, а теплее, чем в Питере. И снега нет.

— Это ничего, — усмехнулся Тамиил. — Посмотришь, Степан Иванович, что к вечеру будет.

И к вечеру началось.

Северный ветер накрыл Мурманск. Холодный, влажный, со снежными бомбами, которые с глухим буханьем разбивались о стены барака. С жутковатым завыванием и барабанной дробью льдинок по стеклам маленьких окошек. Со скрежетом по железной крыше. С порывами «от сильного до очень сильного», как называли это метеорологи.

Их было двое, метеорологов, в толстых вязаных свитерах, нестриженных и бородатых. Ребята молодые и веселые.

Кузминкину они очень понравились. И вообще, люди, встретившие их на станции, помогавшие перевезти скарб экспедиции сюда, в просторный бревенчатый барак на самом берегу, были очень радушны.