Неизвестная. Книга первая

Пока самолет разгружали, потом снова загружали, Данилов совсем пришел в себя. Так что через час, когда «Дуглас» снова загрузили и пилоты заняли свои места в кабине, ему уже было совсем хорошо.

— Вы, если что, конфетку в рот, — крикнул капитану пилот. — Рекомендую зелененькие, они покислей.

— Спасибо, — сказал Данилов и открыл жестянку с монпансье.

То ли оттого, что разгрузили сапоги, и в самолете не было этой юфтевой вони, то ли потому, что леденцы уняли тошноту и желание курить, но следующую часть пути Данилов перенес гораздо легче. Он даже сумел полюбоваться закатными, окрашенными в ярко-розовое облаками.

Ближе к вечеру «Дуглас» приземлился в Воронеже. У Данилова был целый час до отлета. Он уже уверенно, словно всю жизнь летал, направился к новенькому красного кирпича зданию аэропорта.

Сперва думал до города добраться, благо недалеко, да своих повидать, но потом отказался от этой затеи. Ну что это за встреча «здрасьте — до свидания»… Если уж встречаться, то как полагается. Потому он прошел в комнату связи, предъявил удостоверение охраннику и переговорил с телефонистом.

— Товарищ связист, мне связь с Москвой нужна немедля. Это возможно?:

— Конечно, товарищ капитан. На какой номер?

Данилов взглянул на часы, прикинул в уме и сказал:

— Вот на этот, — и назвал номер своего домашнего телефона.

Телефонист снял трубку аппарата, подергал за рычажки, щелкнул тумблером и крикнул в трубку:

— «Ваза», «Ваза», я — «Графин». — Услышал ответ и сказал уже потише: — «Ваза», соедини меня с «Чашкой»… «Чашка»?… мне «Самовар» нужен… да. жду… — посмотрел на Данилова. — Сейчас, товарищ капитан… О, «Самовар»… на связи «Графин»… Слышу тебя, «Самовар»… Мне номер… городской… запиши «по служебной»… Ага, диктую… — и назвал номер, продиктованный Даниловым, немного подождал и, наконец, протянул Данилову трубку.

— Гудки пошли, товарищ капитан.

Данилов взял трубку и выразительно посмотрел на связиста. Тот молча кивнул и вышел из аппаратной.

Данилов приложил трубку к уху. Несколько длинных, показавшихся ему бесконечными, мгновений он слышал только гудки… Он уже почти отчаялся, когда наконец в трубке щелкнуло и на другом конце провода раздалось:

— Халло… — даже помехи на линии не сумели испортить ее мелодичный голос.

— Мария, — сказал Данилов и улыбнулся. — Мария, это я.

— Николай! Где ты?! — она старалась быть сдержанной, но Данилов услышал, как у нее дрогнул голос.

— Здесь, недалеко, — ответил он.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Все в порядке. Просто… хотел услышать тебя. Соскучился.

— Я тоже. Ты будешь завтра?

— Хотел бы… Но не получится. Нужно еще задержаться ненадолго. Тут обстоятельства…

— Понимаю… — Николаю показалось, что в голосе Марии промелькнула грусть.

Он мгновение помолчал, а потом сказал:

— Я очень хочу сказать, что люблю тебя.

— Я тоже…

— «Графин»! «Графин», это «Самовар»! — крикнул прямо в ухо Данилову противный женский голос. — Что у вас там за шуры-муры по служебной линии?

И их разъединили. Он даже не успел попрощаться, что его очень разозлило.

— Ну, «Самовар», держись! — выдохнул он в трубку резко, однако ответа не последовало.

Данилов бахнул трубкой по аппарату, достал папиросы из кармана, вспомнил, что здесь курить запрещено, и вышел из узла связи.

— И чего это я, — на воздухе он немного успокоился. — Это же служебная линия.

В Харькове приземлились ночью. Данилов поблагодарил летчиков, пообещав проставиться при случае, отчего пилоты шутейно отмахнулись:

— Мы — люди военные, нам не положено, — и тепло попрощались с Николаем.

А Данилов добрался до дежурного по аэропорту, вытребовал себе служебную машину и прямиком отправился в Харьковский военный госпиталь.

Доехав до улицы Культуры, водитель остановил автомобиль.

— Вон тот дом, — мотнул он головой.

— Спасибо, — сказал Данилов, и чуть не бегом поспешил к зданию госпиталя.

Двери, конечно же, оказались заперты. Ночь на дворе. Все спят — и больные, и здоровые. И врачам тоже отдыхать нужно.

Капитан не стал стучать, обошел здание и обнаружил дверь приемного отделения. Здесь был электрический звонок, на него он и надавил. Почти сразу дверь открылась, заспанная медсестра уставилась на Данилова. Видок у него был совсем не респектабельный — щетина на щеках, помятая фуражка, забрызганный грязью плащ, грязные сапоги. Даже очки, и те были запачканы.

— Чего тебе, мил-человек? — спросила медсестра и сразу добавила: — Спирту не дам!

— Мне дежурного врача, — сказал Данилов и полез в карман за удостоверением.

Через десять минут он уже спешил по больничному коридору, стараясь не слишком топать сапогами, чтобы не будить больных.

— Есть ли шанс, доктор? — с тревогой спросил он молодую бойкую женщину в белом халате, которая вела его за собой.