Неизвестная. Книга первая

— Я, честно говоря, не знаю, как он до сих пор еще жив, — ответила врач. — Его будто в железной бочке со стратостата скинули. Четыре ребра сломаны, ключица перебита, два пальца на левой руке отсутствуют, а все лицо и вся грудь в порезах, — она немного помолчала, потом сказала: — Я не знаю, что там случилось, но вместе с ним привезли и того изверга, который с ним такое сотворил. Он в морге. На судмедэкспертизе. Горло себе перерезал. Сам. Перочинным ножом. Не представляю… Это каким же чудовищем надо быть…

— Я его не разбужу?

— А вы думаете, с таким ранами можно уснуть?

И она открыла дверь палаты.

Здесь было светло. Рядом с больничной кроватью сидела нянечка, которая смоченным в воде бинтом осторожно протирала разбитые губы больного.

— Как у нас дела? — спросила врач нянечку.

— Жар, — ответила та. — Температура тридцать девять и восемь.

— Ясно, — врач нагнулась над больным. — Василий… Вася… вы меня слышите?

— Да, — чуть слышно сказал Ермишин.

— Он приехал, — сказала врач. — Как вы просили.

Вася попытался открыть глаза. Не получилось.

— Ник… колай Архипыч?

— Да, Вася, да. Это я, — Николай взглянул на сержанта, и ему стало плохо. Очень плохо. Совсем не так, как давеча в самолете, а по-настоящему плохо. До боли в сердце.

— Пусть выйдут, — тихо сказал Ермишин. — Важно… Пусть выйдут…

— Да как же так? — спросила нянечка и посмотрела на Данилова. — Жар у него. Бредит.

— Товарищ военврач, — повернулся Данилов к доктору. — Не могли бы вы…

— Хорошо, хорошо, — сказала та. — Клава, идем…

— Но… — попыталась возразить нянечка.

— Ступайте, — строго сказал ей Данилов.

Нянечка нехотя поднялась со стула и пошла вслед за доктором.

— Как же так, Васенька? Как же так? — спросил Данилов, как только они с Ермишиным остались одни.

— Дурак потому что… Дурак, — прошептал Вася. — Но это не важно. Я ее видел, Николай Архипыч.

— Кого?

— Струтинскую.

— Как?!

— Это она Мишу… Она его заставила…

— Ты же мне в телеграмме сообщил…

— Знаю. Струтинская мертва, но ее… ее-то как назвать?

— Пусть будет, как будет… Мне Гай про свою сестру рассказал. Настоящая Струтинская погибла еще в восемнадцатом…

— Я ее видел.

— Ты уверен?

— Да. Если бы не она… — и Вася заплакал.

— Тише-тише… Тише, Вася, тебе силы беречь надо…

— Уже не важно… — прошептал Ермишин.

— Очень важно. Тебе еще выздоравливать…

— Она к Струтинским приходила… Камень принесла. По описаниям…

— Это я тоже знаю. Телефонограмму твою читал. Гай про нее тоже говорил. А камень?

— Они в ломбард рубин заложили… Девчонку, дочку Гая, поднимать надо, а бабушке даже пенсию не платили… Как кормильца забрали, они еле-еле концы с концами сводили… Тогда и камень… Квитанция из ломбарда у них на руках… Просрочена.

— Ясно. Ищи-свищи его… — хмыкнул Данилов.

— И еще… Берия — враг.

— Что?

— Берия — враг, — отчетливо сказал Вася. — Помните Тушино? Вы воришку еще задержали… А Берия велел его отпустить… А карманник-то на однорукого работает. Это они меня… Вы же сами говорили, что однорукий всегда себе в помощники карманника и бугая берет… Так и было.

Вася вдруг задышал тяжело, кашлянул, в уголке рта появилась темная, почти черная кровь. Данилов хотел позвать врача, но Вася его остановил.

— Лаврентию Берии нужна Струтинская… Она знает, где «Черная папка». Однорукий тоже папку ищет…

— Что за черная папка?

— Не знаю, но что-то очень важное… Очень важное… Эта «Черная папка»… немцам она очень нужна… Очень… и Берия им… он карманника… — Вася замолчал, и Данилов беспокойно оглянулся на дверь, но Ермишин заговорил вновь. — Мы куда-то влезли… куда не надо… Вы уж осторожней, Николай Архипыч… — и застонал.

Данилов растерянно снял очки, затем надел их и снова снял:

— Ты держись, Вася, держись.

— Вы побудете со мной, товарищ капитан? Мне немного страшно…

— Конечно, побуду.

— Спасибо… И осторожней… что-то тут не так… что-то не так…

В горле у Ермишина булькнуло, и по его телу прошла судорога.

— Доктор! — крикнул Данилов. — Доктор!

*****

Однажды Миша Булгаков, это писатель такой, пока не сильно известный, сказал мне, что кирпич на голову просто так не падает. Знаете, мне кажется, он был прав. Конечно, это слабое утешение, но может быть, Вася Ермишин и родился на этот свет как раз для того, чтобы вы узнали о «Черной папке». А может быть, я ошибаюсь, и наша жизнь — только череда случайностей.

Все же мне его жаль. Знаю, что и вам тоже. Мне кажется, он хороший человек… вот видите… я не ошиблась…

А жизнь идет дальше. И все происходит своим чередом. Все развивается, все изменяется, и мы все спешим куда-то, стараясь непременно успеть. А куда спешим? Зачем спешим? К чему подгоняем время, совершенно забывая о том, что «вчера» уже нет, а «завтра» еще не наступило? Что «сегодня» и «сейчас» — лишь краткий миг между прошлым и будущим, но это самый ценный миг нашего существования. Миг, в котором мы на самом-то деле живем. И это единственное, чему нужно радоваться.