Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг.

В «Роб Рое» достаточно романтических лиц, точно так же, как и в «Певериле дю Пике», в «Ретгаунтлете», где есть восхитительная пара квакеров, в «Гай-Маннеринге», в «Веверлее», и все эти лица разнообразны. Сколько типов в семье Осбальдистон – все сыновья! А Рашлей, что за тип! Диана Вернон и Флора Мак Ивор, две романтические особы, нисколько не похожие одна на другую, ни на Минну, Бренду, Розу Брадвардейн. К тому же, в противоположность драмам Дюма, любовная интрига не составляет центра и основы романов Вальтер Скотта. Но во Франции непременно требуют любовных приключений, хотя бы исторические данные и не представляли их. До сих пор и Виктор Гюго делал центром и основанием своих драм любовь (за исключением «Кромвеля»). Без Донны Соль не было бы и Эрнани. Он прибавил:

– Вы необходимы драме Виктора Гюго.

Я сказала:

– Вы не можете не подсмеяться надо мной, как и Вяземский. Что у меня общего с Донной Соль? Я никогда не была влюблена в какого-нибудь out-law[250]. Окрестил меня так Вяземский, которому понравился каламбур на Соль и соль для его юмористических стихов, в которых он говорит мне, что я же и Донна Перец, а должна быть Донной Мед[251].

Пушкин посмеялся моему ответу и продолжал:

– У романтиков нет юмора, их литературная манера исключает его, к тому же юмористом надо родиться; они могут писать иронически, сатирически, но собственно юмор есть свойство британца. Шекспир, Байрон, Скотт, Стерн блещут юмором, английским или шотландским. А Скотт создал лица, обладающие шотландским своеобразным юмором, отличающимся от английского большей сухостью. Тост Лэрда Балмавипла юмористичен, майор Дальгети тоже полон юмора. Словом, Скотт и Шекспир ничуть не похожи на В. Гюго и А. Дюма. Пари держу, что Моден их сравнивал? Отгадал я?

– Да; а по части романов он предпочитает «Поля и Виржини», «Новую Элоизу», «Коринну» – романам Скотта и классикам великого века, Вольтера Шекспиру, из которого он, впрочем, ничего и не читал, кроме «Отелло» в переводе Альфреда де Виньи.

– И таким образом судят о писателях, – сказал Пушкин, – в сущности, это утешительно, потому что можно сказать себе, что тебя будут критиковать, не читая. Это даже успокоительно!

И он засмеялся от всего сердца.

* * *

Пушкин зашел ко мне, чтоб читать свои стихи, и застал у меня Шамбо[252], принесшего мне записку от Императрицы. Возвращая ей «Вудстока», я, по рассеянности, послала ей второй том вместо первого. Наконец Шамбо отыскал этот первый том. Когда он ушел, Пушкин спросил меня: «Отчего это он говорит французским языком XVII века?» Я отвечала: «Он гугенот. Существует селение, у ворот Берлина, в котором приютились изгнанники после уничтожения Нантского эдикта, французский Бухгольц. Шамбо сказал мне, что там есть еще Мольеры, есть директор Ансильон, Ларошламберы и другие».

Говоря об уничтожении Нантского эдикта, Пушкин сказал мне: «Это изгнание людей благородного и возвышенного характера, суровых, мужественных, глубоко убежденных и даровитых ослабило Францию как сильное кровопускание. Между тем уже первые гугеноты принесли новую промышленность в Англию; они принесли много пользы Швейцарии и Голландии, а особенно Пруссии. Они были просвещеннее, чем масса населения Пруссии. Удалив этих людей из своей среды, Франция понесла большую потерю».

Каждый раз, что я поговорю с Пушкиным, я выношу из разговора прекрасное впечатление. Обо всем он передумал и размышлял о множестве предметов, о которых здесь не говорят. Он какой-то всеведущий, всезнающий, и у него оригинальный взгляд на историю. Я спросила его, что он поделывал в это время, так как уже несколько дней я его не видала; он вынул из кармана нарисованные им карикатуры. Изобразив пещеру Сплина, он поместил в ней Булгарина, Греча, Сенковского, Каченовского и всех педантов, конечно и Катона. Он объявил, что намерен написать русскую «Дунсиаду»[253]. М. одолжил ему сочинения Попа, которые приводят его в восхищение. Он говорит, что Поп был учителем Байрона и что Чайльд Гарольд (он зовет так Байрона) тоже восхищался Попом и думал о нем, когда писал своего «Дон-Жуана»; он привел мне выдержки оттуда. Затем он сказал, что намерен написать поэму вроде «Похищенного локона» Попа – «Похищенную русскую бороду». Он нарисовал еще вместо чайников и пивных кружек самовары и ковши, профили которых представляют очень похожие карикатуры на его частных и интимных врагов. В настоящее время Пушкин занят прозой Попа, а также прозой и Байрона.

Вчера Пушкин снова видел у Карамзиных Смирнова, воротившегося на этот раз из Лондона. Смирнов дипломат. Нессельроде очень его любит, Карамзина точно так же. Он поддразнивает Софи, как и Пушкин, и привез ей теперь целую груду английских романов. Смирнов должен был быть шафером Пушкина, но ему пришлось уехать в Лондон курьером. Он говорил Искре, что Натали напоминает ему мадонну Перуджино.