Некоронованный

Суретир всегда считал себя счастливчиком, а после этого боя просто сам не верил в свою удачу. Его бойцы стояли в засаде, и ночью, слыша как зовут на помощь их товарищи, они все сквозь зубы ругали «этого эльфа с рыбьей кровью в жилах», не понимающего простых человеческих законов товарищества: просят о помощи – помоги! Гондорец попытался было заговорить с Голвегом о том, что ведь зовут же… но хмурый северянин в ответ выдал такую тираду… что, сейчас, когда всё кончилось, Суретир считал, что и тут ему повезло: запас ругательств стал куда богаче. Потом был бой, и тысячник узнал, что можно драться ночью как днем, темнота не помеха. Его зацепило, но легко, ему было не до ран, надо было с рассветом отвести войско на склон, открывая дорогу коннице Гондора.

…а потом был назгул. Может ли быть в жизни большее везение: ты встретил назгула – и остался жив! Когда холодом сковало тело и потемнело в глазах, Суретир отчаянно закричал себе «Нет, я не хочу умирать так!» – и, по счастью, назгул проехал мимо, а ты успел уклониться от удара, шедшего тебе в голову. Драться было тяжело, и ранило снова, но ведь выжил же.

Теперь надо обязательно дожить до внуков, чтобы им рассказывать, что видел назгула. А они будут спрашивать, какой он. А ты будешь говорить… слова всякие.

Какой… темный. Страшный. Что еще видел? А ничего. Тьма и жуть. И потом успеть увернуться от удара, а то без головы рассказывать не получится.

После боя эльфы напоили чем-то. Вкусное. Сладкое. Стало веселее, хотя и так радуйся: жив и на ногах. От помощи отказался – некогда, надо разбираться, что осталось от лучших трех сотен.

А теперь зовет этот арнорский молчун. Странный он… совет без него не собери, а он придет и ничего толком не скажет. Талион его за что-то очень уважает, и не в сходстве с дедом дело. Что-то он про этого молчуна знает… и тоже молчит. Заразная северная болезнь?

Зачем ему понадобились имена сраженных черной немощью? Письма родным писать? Так рано, они, может, еще выберутся. Эльфы помогут.

Но если эльфы зовут – лучше не спорить. Да, он знает по именам всех. Хороший командир после боя выяснит точно, кто выжил, кто нет, кто хоть сейчас догонять врага, а кто как эти… понадеемся на чудо. Там, где встретил назгула и жив-здоров, где эльфы передают тебе приказ человека (сам разговаривать разучился, вот через эльфов и велит?), там надеяться на чудо – это не глупые слова, а почти военный план.

– Ты знаешь их всех по имени? – хмурясь, спросил арнорец вместо приветствия.

Солнце уже опускалось к западным вершинам.

…понадобились ему имена на ночь глядя!

– Да, но зачем тебе?

– Хорошо. Этот?

– Ронион.

Один из сыновей Элронда (близнецов ни с кем не спутаешь, а кто из них кто – это, наверное, только их отец и различает) протянул арнорцу какие-то зеленые листочки, сказал «разотри», тот растер в ладонях, потом бросил в котелок с кипящей водой, который подал ему другой эльф.

…усталость и смутное раздражение, накопившееся в душе, как рукой сняло. Дохнуло запахом из детства – так пах родной сад, в котором он прятался в непроходимой чаще кустарников (и действительно непроходимой – мальчишка пролезал под стеной веточек и жестких листьев, а взрослым приходилось продираться за ним сквозь эту преграду), сражался с драконами и скрывался от самого грозного изо всех врагов: нянюшки. Тело стало легким; раны, боль которых привычно не замечал, и в самом деле перестали жечь. Он всегда считал себя счастливчиком, но сейчас в его сердце проснулась и развернулась та детская радость, которая сияет ярче солнца, которой хочется делиться со всем миром, но которую взрослые, озабоченные своей ерундой, совершенно не хотят принять.

Суретир сейчас смотрел на себя – вихрастого мальчишку в опять разодранной одежде, из-за которой раскудахчется няня, а отец потом отругает для порядку, – а мальчишка смотрел на него и спрашивал: ты смог? ты стал тем, кем я мечтал? ты командуешь войском, за тобой следом идут герои, ты побеждаешь, да?

Да. Да. И больше, чем да.

И хочется идти дальше, идти не ведая усталости, идти под знаменем вождя, который…

Северянин меж тем поставил котелок с отваром поближе к раненому, тот задышал глубже, пошевелился.

– Просыпайся, Ронион. Выходи из мрака.

Аранарт кивнул эльфам: помогите. Те приподняли Рониона, сняли бинты, чтобы дунадан мог промыть рану.

– Возвращайся, Ронион. Борись. Мы победили, ради этого стоит жить.

На вид рана не была опасной, но про ангмарские клинки Суретир слышал. И видел тела тех, кому помочь не успели.

Северянин движением опытного лекаря проводил влажной тканью по ране, и сведенное болью тело Рониона расслаблялось, мучения отпускали его, дыхание становилось легче.

– Ронион, иди к нам. Жизнь ждет тебя.

– Ты держишь его сейчас своей волей, – тихо сказал Элладан. – Ты уйдешь, и всё станет как было. Он должен сам захотеть выйти из мрака.

Голос Аранарта зазвучал тверже, Ронион уже ничем не напоминал умирающего, но оковы сна всё еще держали его.