Некоронованный

Но следопыт молчит. Уж точно не сегодня задавать этот вопрос, в день, когда князь лишился младших сыновей. Ни могил у мальчишек, ничего. А может они сейчас еще даже и живы.

Только вот не радует эта мысль.

Совсем.

– Госпожа Фириэль?

Она спокойна как обычно, только бледна.

– Мне сказали, осажден Глосхелет?

Арведуи в ответ чуть опускает веки. Слов нет.

– Госпожа Фириэль, с ними опытные командиры. Против них орки, а свет дня язвит этих тварей. Из обоих Врат можно пробиться на запад, они могли…

– Я не смерти их боюсь.

Фириэль говорит медленно, глядит в никуда.

– Моргулу может быть известно, что крепостями командуют потомки Элендила. И если бы я знала твердо, что мои мальчики мертвы, я бы вздохнула спокойно.

Мужчины сжимают губы. Они молчали о том, что принцы могут оказаться в плену у назгула. Она – осмелилась назвать их страх.

…Арведуи и Фириэль никогда не узнают о судьбе младших сыновей.

Если Король-Чародей ударил из Карн-Дума, значит, север Артедайна лежит перед ним беззащитным. Он пустит на равнины между Северным Всхолмьем и Сумеречным Кряжем столько войск, сколько ему не жаль.

Надо успеть предупредить людей, живущих там.

Летом слали всадников, говорили, что надежнее уйти на Сумеречный, потому что всё может быть… говорили, но не настаивали. Север спал вековым сном, об орках читали только в древних книгах. Вот Север и проснулся. И голоден после столетий сна.

– Князь. Ты ошибаешься. Ангмарец не ударит сейчас по западным равнинам. У него не настолько много войск, а главное – это ему не нужно. Он будет бить по крепостям.

И поэтому народ с западных равнин успеет уйти.

Что бы ты сделал на его месте? Будь у тебя свежая армия из ангмарцев и орков?

Оставил бы крепости в тылу, прошел восточными равнинами и ударил бы по Форносту.

– Да, князь. Недели или даже дни. Смотря какой у него резерв.

Вестей с севера нет. Что это? – мы преувеличиваем силу его армии? Или гонцам уже не пробиться?

– Я узнаю, князь. Мне есть, кого туда отправить. Мои парни возвращаются. Они всегда возвращаются.

Ни Аранарта, ни вестей о нем. Тишина. О младших – хоть весть пришла, а здесь – ничего. Как в воду канул.

– Под ним могли убить коня. Или он сам отпустил коня, пеший незаметнее всадника. Не смей так думать, князь! Не смей! Не такой человек Аранарт, чтобы погибнуть!

Да, лучше добираться долго, чем не добраться вовсе. Если он идет пешком, то раньше чем через неделю ему не быть. Тайные ходы он знает, так что даже если город уже будет осажден…

– Князь. Пока не… убеди госпожу Фириэль уйти в горы. Выйти она смогла бы и позже, но провожатых мы ей тогда уже не дадим, ты понимаешь.

Ты понимаешь. Ты вспоминаешь тот рассвет на плече Миндоллуина, когда вокруг не было людей и ей не перед кем было держаться… тот рассвет, когда она была не принцессой, неприступной и прекрасной, а отчаявшейся слабой девушкой, для которой вдруг зажглась надежда. Ты вспоминаешь ее пальцы, стиснутые на твоей руке, будто она первый раз поднялась в горы, а не выросла здесь. Ты знаешь, что под спокойным достоинством твоей жены до сих пор прячется эта девочка. И рука почти чувствует, как девочка держится за тебя. Лучше любой ужас, но вместе, чем жизнь порознь.

Но никто никогда не узнает ее слабости. Ни один человек.

И ты соглашаешься. Ты обещаешь поговорить и убедить. Хотя говорить ты не будешь: тебе слишком жаль ее, и поэтому ты не заведешь этого разговора снова. Ты принял ее выбор.

Они будут вместе до самой смерти, как и клялись в тот рассвет.

Объявился Хэлгон, принес от Садрона – не вести, а в нарушение всех приказов – письмо. Если лорд, пунктуальный до дотошности, считает, что можно переступить через волю князя, значит, пришли последние дни.

Впрочем, это известно и без поступка Садрона.

Родич предлагал несколько вариантов перехватить войска Ангмара. Восточные равнины – равнины только по названию, ущелий и теснин там хватит, и можно… бумаги, тем паче пергамента у него не было, рисовал на лоскутах ткани, явно оторванных от чьих-то рубах.

– Передай Садрону, – сказал Арведуи эльфу, – он должен отвести свои отряды за Горбатую. Отвести до того, как подойдет Ангмар. До моего приказа в бой не вступать.

Хэлгон стоял, словно ожидал продолжения.

А эльф прав. Этот лорд уже нарушил приказ своего князя. Что помешает ему это сделать снова?

– И скажи ему вот что (я знаю, ты запомнишь слово в слово): «Пусть я погибну, но в мире будет сиять радость. Не она часть меня, но я часть ее».

Нолдор молча кивнул.

– И возвращайся. Как можно скорее.

– Да, князь.

Голвег потом спросил:

– Откуда эти слова? Что-то из древних повестей?

– Не совсем, – честно ответил Арведуи. – Но Садрон знает, откуда.

Форност умирал.

Он не был пуст – княжеская дружина, городская стража, какое-то ополчение – но одного взгляда хватало, чтобы понять: это не город, который будет сражаться до последнего. Это город, который намерен… что?

Язык не поворачивался произнести слово, страшнее всех проклятий.

Слово «сдаться».