Некоронованный

Последнее «должны» Хэлгон понимал. Но остальное… всё существо эльфа противилось тому, что семья – это тоже часть Долга. Семья – это только мое, это живой трепет сердца, а не чеканная поступь того, что выше тебя…

Он знал, что у людей семья не всегда начинается с любви, он видел браки, заключенные по согласию, – и видел любовь, которая приходила к этом супругам позже, любовь, которая оказывалась глубже и сильнее юношеской. Но такие пары были хотя бы знакомы! решение вступить в брак шло у них от сердца… а не от долга.

– Не смотри на меня с таким ужасом, – мягко улыбнулся Аранарт. – Всё это будет еще нескоро. Наверное. И, чтобы жениться, нужно, чтобы было, куда привести жену.

– А у тебя нет даже кладовки, – охотно подхватил игру Хэлгон.

– Вот именно.

Аранарт помолчал и продолжил серьезно:

– Отец и мама поженились по воле Ондогера. Почти по его приказу, сколь я понимаю. А более любящей пары я в жизни не видел. Так что брак по Долгу – это не так страшно, поверь.

– Я поверю, – сказал Хэлгон. – Но только потому, что твои слова обычно оказываются страшнее того, что ждет нас на самом деле.

Хэлгон отправился к Голвегу: отнести и забрать. Отнести весть, что у Арамунда теперь есть жилье и что до сухой весны он точно никуда оттуда не денется. И забрать те бесполезные, но дорогие сердцу вещи (вроде мифлондских кольчуг), что четверть века лежали у их товарища.

Идя на северо-восток, Аранарт рассчитывал потратить два-три месяца на то, чтобы обойти поселки. Теперь это время оказалось свободным: что тут всё в порядке, он уже узнал, а все, кому нужен его совет или просто хочется поговорить – все они доберутся к нему сами.

Удобно это: иметь свое жилье.

Не желая одалживаться едой и мехом, он ходил на охоту – со здешними следопытами, знающими лес наизусть, с юношами, сияющими от гордости: идут вместе с вождем, или один. Гости потянулись, их надо кормить, а жители Утеса вовсе не рассчитывали на те толпы, что перебывают здесь за зиму.

Особых угощений он им не предложит, но хотя бы кусок жаркого будет всегда.

Аранарт решал заранее, чем он их накормит и где положит спать. Он не предполагал, что его ждет совсем, совсем другая сложность.

Когда арнорцы узнавали, что Арамунд обзавелся жильем, и иссякало первое изумление, то все произносили одну и ту же фразу: «Но у него же ничего нет!» Мужчины и женщины. Старые и молодые.

Значит, надо помочь вождю! Надо принести ему..!

Чем дольше было идти, тем меньше с собой брали. И то хорошо…

К концу первого месяца Аранарт молча взвыл.

Хэлгон еще не вернулся, так что будущая кладовка пока оставалась девственно-пустой за узким лазом. Зато отнорок, предназначенный для принцев, заполнялся разными вещами так быстро, что это было похоже на сход лавины. Неотвратимо и жутко.

Принести орехи, травы, ячменную и желудевую муку и прочее догадывались лишь немногие. Зато словно сговорились нести посуду.

Разную.

Красивую и простую.

Для очага и для стола.

Отказаться было невозможно.

Брать – безумие.

Отправить все излишки к Голвегу? Будут большие пиры, там пригодится? Нет, нельзя. Обидит этим даривших. Да и потом: кто дотащит все эти котлы, миски и кубки?

Выход надо было придумывать немедленно.

Пришел Тредор, принес небольшие туеса для муки (лучше бы принес муку!). Перед старым товарищем Аранарт мог не изображать радость и благодарность, он принял подарок со вздохом и молча повел Тредора в кладовую.

– Как тебя… – сочувственно произнес тот. Взял с одной из наспех сделанных полок деревянную миску – красивую, резную – посмотрел. Под ней стояли другие, явно одной рукой резаны, но каждая на свой узор. Вот же старался кто-то… наверное, себе на праздники, но тут решил отдать.

– Нравится? – сказал Аранарт. И попросил почти умоляюще: – А забери…

– Как можно?

– Почему нет? Рубаху с моего плеча ты бы взял?

– Но…

– А почему не взять посуду с моего стола?

– Так она не…

– Поставим на стол, поедим из них сегодня. Завтра заберешь.

– Но…

– Тебе, твоим они будут в радость?

– Да, но…

– Значит, решили.

Тредор вспомнил, что слово Арамунда – приказ, и только спросил:

– А мои ты потом кому отдашь?

– А кому понравятся, – честно ответил вождь.

С того дня каждый, кто приходил к Аранарту с подарком, уходил с ответным. Посуду несло большинство, но всё-таки не все, так что от излишков утвари вождь рано или поздно должен был избавиться.

Поток новой посуды к концу зимы иссяк: конечно, лестно знать, что твоя вещь потом уйдет к кому-то как та, что со стола Арамунда, но всё-таки…

Хэлгон, обежавший с новостями сколько-то поселков и вернувшийся под грузом двух кольчуг, сидел у очага и рассказывал:

– Для многих юных ты сейчас стал самым сильным разочарованием их жизни.

Аранарт со вниманием наклонил голову и отвечал:

– Сердце мое обливается кровью при этой вести. Какой же черный проступок свершил я по неведению?

– Страшнейший на их памяти. Ты стал обыкновенным человеком. Ты жил между землей и небом, не имея ничего своего, – еще прежде, чем они родились. И вдруг!

– Нет мне прощения в их сердцах, – он говорил серьезно. – И не обрести мне его… пока они не повзрослеют.