Некоронованный

Да, это было яснее ясного: никакая охрана не поможет, если нет мужчины. Был отец, теперь нужен муж. И чем скорее…

– Примчался я тогда, всё бросил не помню на кого, примчался. Ну, у нее пока спокойно, наши там опять же. Она смотрит на меня, личико бледное, глазищи огромные…

Аранарт взглянул на фитиль светильника: вот теперь его действительно надо поправить. Но поправлять не стал: лишнее движение собьет Голвега.

Он кому-нибудь про свою Куничку рассказывал с тех пор? Сколько лет этой истории? Полвека? Больше?

– И вот сидим мы с ней ночью, ей хоть и немного рассказать, но есть что, она говорит… говорит. Не поверишь: до сих пор помню слово в слово всё, что она тогда вызнала. Думаю ведь совсем о другом, а оно всё само запоминается, запоминается… Стол между нами, и такие волны жара от нас над тем столом ходят, что как он только ни задымился. Встать, сгрести ее в охапку и…

– И увезти в Форност потом, – кивнул вождь. – А почему она сама не сделала первого шага? Она же, как я понимаю, была девушка решительная.

– Почему… может, слушаться меня привыкла. Или чувствовала, что я между «да» и «нет» мечусь.

Голвег помолчал и договорил:

– Кончилось всё, что она рассказать могла. Она ждет. Я ей и говорю, что ей завтра вставать рано, и шла бы она спать.

– И она послушалась?!

– Послушалась, – эхом повторил старый воин.

– И ты отказался от нее?! Но почему?

Разведчик медленно кивнул.

– Я тогда вышел в ночь, было холодно. И представил: вот мы вместе. Вот дети у нас. И… и мне уходить. А как уйти, когда сердце с ними? Наполовину жить – не могу, не про меня. Или уж у меня нет ничего, кроме моих забот разведки, или я о ней, о детях буду думать. А думать о лишнем в разведке нельзя, смерть это… добро если только твоя смерть.

Аранарт не стал спорить. Дело прошлое, зачем возражать. Да и сколько среди разведчиков женатых, Голвег знает куда лучше него.

– Думал я до утра и понял: нет. Люблю ее, огнем горю, но – не могу я жениться.

Вождь снова промолчал.

– Ну и сказал я ей утром: тебе замуж надо, и чем скорее, тем лучше. Найди себе мужа.

– Как она за такое не угостила тебя самой тяжелой сковородой?

– Сковородой?! Ты плохо представляешь мою Куничку! Она так на меня глянула, что тут не сковороды, тут вертела для мяса надо было бояться!

Аранарт кивнул со всем уважением к характеру этой девушки. Поправил наконец фитиль.

Голвег встал, принес кувшин браги, желудевый хлеб.

Да, выпить было нелишним.

– И дальше?

– Дальше… Сменились наши у нее, добрались до нас. И я узнал, что моя Куничка вышла замуж.

Голвег сделал изрядный глоток.

– Злость тогда меня накрыла, слов нет. И ведь сам от нее отказался, и сам велел ей замуж выйти, а только как подумаю, что ночами какой-то хряк забирается на нее, на Куничку, которую я и поцеловать-то не посмел! Так черно было… не поверишь, в Войну легче.

– Поверю.

Вождь не стал спрашивать, отвлекают ли эти чувства от дел разведки меньше, чем совершенно недопустимые для следопыта мысли о семье.

– Три года я так. В Форност ни шагу, к ней – тем более, наши к ней бегали, как обычно, я о ней ни вопроса, они – ну, парни умные же, видели, как я у нее раньше пропадал, так они о ней ни слова, значит, всё с ней в порядке, а то бы сказали, и уж наверное не бьет ее этот мерзкий хряк, потому что если бы бил, то об этом бы узнали наши из охраны. И уж про это бы мне рассказали.

Отломил кусок хлеба, но есть не стал.

– Прошло три года, я подуспокоился слегка. Набрался смелости, пошел к ней сам. Прихожу.

– И? – спросил Аранарт, тоже отламывая хлеб и тоже держа его в руке.

– И вижу на месте Лося…

Он сделал значительную паузу.

– …парень молодой, белобрысый, вихрастый, морда широкая, глаза добрые, борода забыла как расти и вдобавок – ямочка на подбородке, детская такая.

Аранарт принялся жевать хлеб, скрывая улыбку. Впрочем, надо ли ее скрывать?

– Ага, ага, – кивнул Голвег. – И смотрю я вот на это… какой-такой хряк?! теленок теленком, и молоко мамкино на губах не обсохло! И вот к этому я ревновал?! С ума сходил, в черный холод меня бросало? Из-за этого?!

Он тоже вспомнил, что хлеб отламывают затем, чтобы есть, а не затем, чтобы держать.

– Он-то мое замешательство истолковал по-своему, подошел, поздоровался, начал объяснять, что прежний хозяин умер, а он, дескать, муж дочери его…

– И ты раньше его никогда не видел?

– А с чего бы? Это она округу знала, а, может, аж из Брыля себе этого теленка привезла. Она невеста богатая, женилась на ком захочет.

– Гм. Девушки обычно замуж выходят.

– Обычно, – подтвердил Голвег. – А Куничка женилась.

– Ну ладно.

– В общем, говорим мы с ним, а я всё жду Куничку. Выходит. Пацан лет двух за юбку держится, у нее уже по-новому живот этак округлился, не очень, но заметно. Похорошела – слов нет. И, кажется, куда против прежнего, а вот – светится вся изнутри. Я смотрю на нее, улыбаюсь, она меня увидела, ойкнула сперва, потом видит, что я от радости расплылся, как тесто по столу, и снова улыбается – мне уже.

Аранарт тоже улыбнулся.