– Пойдем. Ты выплачешься, а я посторожу. Никто не увидит. Ну, кроме меня… Но я ведь почти муж, мне уже можно?
* * *
– Спустился бы к ним потанцевать, – сказал Голвег после долгого молчания. – Я старик, но тебе зачем сидеть, как гондорская статуя? Я же вижу, тебе хочется.
– Я прошу тебя, – очень тихо и раздельно произнес Аранарт, – никогда не говори о том, чего мне хочется. Я уже сказал: я не буду ломать чужую судьбу. А если я пойду, то какая-нибудь может и ради танца отвернуться от жениха.
Дело шло к вечеру, разожгли костры, прямо там же жарили мясо (запах доходил и сюда), кто-то из танцующих уходил заняться едой, кто-то наоборот – шел танцевать… какая-то девушка убежала, чтобы вернуться с охапкой шкур: расстелила их на земле, дети от пяти лет и моложе устроились на них – там же и задремлют, когда устанут.
Мясо изжарилось, музыканты устали, и в танцах настал перерыв.
– Спустимся? – спросил старый воин.
– Ни в коем случае. Отсюда лучше видно.
Голвег усмехнулся:
– С высоты поле битвы как на ладони?
– Именно, – вождь не поддержал шутки.
– И кого же ты высмотрел?
– Пока я не уверен.
Им принесли истекающего соком мяса, ягодной настойки.
Темнело, костры подняли повыше, поярче. Сверху танцующие смотрелись великолепно. Заботы отпустили уже всех, и теперь луг был полон. Разве что кто-то из детей присаживался на шкуры «чуть передохнуть», чтобы незаметно для себя «прилечь на чуток» и крепко заснуть, свернувшись калачиком.
Та же девушка, не дожидаясь конца танца, пошла укрыть спящих.
– Кто это? – спросил Аранарт.
– А, это Матушка.
– Матушка? – нахмурился вождь. – И кто же из них – её?
– Да нет, – махнул рукой Голвег, – прозвище у нее такое. Она любит с детьми возиться. Вот и… погоди! Она?!
– А почему бы и нет? – прищурился Аранарт.
– Ну, она…
– Не из чистокровных потомков нуменорцев. Я вижу. Страшная трагедия для рода Элендила, особенно в наше время. Другие препятствия есть?
– Но…
– Она далеко не девочка. Почему она до сих пор не замужем?
Голвег улыбнулся:
– Как она говорит, «куда мне замуж, у меня же дети!» Она ни на кого не смотрит. Ну и ее не зовут.
– Ясно. Ее родители умерли, – в тоне Аранарта не было вопроса.
– Да. Отец – в зиму…
– Неважно. Сама потом расскажет.
– Ты уже всё за нее решил? – нахмурился воин.
Вождь пожал плечами. Спросил:
– Как ее зовут?
– Матушкой все зовут, – вздохнул Голвег. Похоже, ему не хотелось произносить ее имя. Но пришлось: – Риан.
– А, – сказал Аранарт. – Это не я. Это ее родители всё за нее решили.
Риан пошла на луг осмотреть силки на кроликов и возвращалась с добычей. Только один, бывало и лучше. Плохо натерла травой кожаные ремешки? человеком пахнут? Ну ладно, на сегодняшний суп мясо есть, а завтра, если ловушки опять будут пустыми… ой.
На ее тропинке стоял Король. Ждал ее – это она поняла сразу. Спокойно ждал… как зверь добычу. На нее даже ловушки не нужны.
Матушке захотелось бежать… она не могла… и не хотела.
Он понял это.
И улыбнулся.
В этой улыбке не было ни ласки, ни радости. Ни даже торжества. Только спокойная уверенность хищника. Зверь – скалится. А он улыбается.
Ее пальцы, державшие кролика, разжались. Задушенному зверьку всё равно, держат его или нет, – не убежать.
Аранарт смотрел на нее – просто молча смотрел. И под этим взглядом ей становилось жарко… и страшно. И хотелось, чтобы это было вечно.
Неистово стрекотали кузнечики. Синими молниями резали воздух стрекозы. Одуряюще пах луг.
Риан безмолвно покорялась его взгляду, и жар, волнами ходивший по ее телу, был уже не страшен, но прекрасен, и страх был лишь один – что Аранарт отвернется и уйдет, что он больше никогда не посмотрит на нее – так.
Но он шагнул не прочь, а к ней.
Подошел, взял за руку. У него тяжелая, сильная рука. Какое счастье, когда твои пальцы лежат в его ладони.
– Риан, – спросил он, – ты выйдешь за меня замуж?
– Что?
Это не могло быть правдой. Так не бывает. Так бывает только в сказках.
Его серые глаза совсем близко. Она чувствует, как колотится его сердце, – так же сильно, как и у нее.
Если бы так было всегда!
– Я хочу, – медленно повторил он. – Чтобы ты. Стала. Моей женой.
– Я?
Он больше не улыбается. Как ей могло показаться, что он похож на хищного зверя?! У него такой добрый, светлый взгляд.
Неужели он сказал то, что она услышала?
– Да, Риан.
– Когда? – неожиданно выдохнула она.
– Когда я вернусь с севера.
Какой он большой… и грозный. И он, такой большой и грозный, – с ней. Он – ее.
– Это правда? – шепчут ее губы.
– Это правда. Но ты не ответила. Ты согласна?
– Да…
Он сжал ее в объятиях, и Риан поняла, что чувствует зверь, попавший в капкан. Не вырваться.
И – не хочется вырываться.
Он целовал ее лицо, глаза, губы, ее тело полыхало огнем, ее пронзала неведомая прежде боль сладкого наслаждения, и не было ни прошлого, ни будущего, а было только это безумное, невыразимое и незаслуженное счастье.
Аранарт заставил себя остановиться.
Риан прижалась лицом к его груди и снова спросила:
– Неужели это правда?
– Это правда, – тихо сказал он. – Только пока не говори никому.
– Хорошо…
– Риан, – его голос прозвучал с обычной твердостью.
– Что? – она вскинулась.
– О чем я тебя попросил?