Некоронованный

Аранарт шел, по-прежнему неся Риан, – и это было настолько правильно, настолько именно так, как и должно быть, что про ее стертые ноги забыли те, кто знал. Но теперь ему приходилось нести ее одной левой рукой, крепче прижимая к себе, потому что правую он поднял высоко, приветствуя народ, и солнце искрилось в валинорских изумрудах кольца, сверкавших подобно Сильмарилам так, что свет виден любому, близко ли, далеко ли он стоит. Все тянулись увидеть этот оглушительно-зеленый блеск, он блистал для каждого, и никто, как бы ни был начитан в книжной премудрости, не думал сейчас ни о Финроде и Барахире, ни о Берене и Элросе, ни о тех правителях, что носили это кольцо, нет, его зеленый блеск принадлежал не прошлому, но настоящему и будущему, он обещал расцвет новой жизни, их жизни, потому что сегодня и сейчас будущее пришло. Настало.

– Слава! – не помня себя закричал Голвег. – Слава Королю Арнора!

Его голос был по-прежнему зычен, а эхо усилило его. И этот клич, новый, лавиной понесся вниз, к реке. К нему.

И показалось – в глаза ударил зеленый блеск изумрудов.

Безумье радости накатило как морская волна, но всякой волне есть свой отлив, и оглушительные кличи то тут, то там сменялись негромким разговором. Дескать, сколько он ее несет одной рукой и не устанет, а вот и не одной, он чуть назад отклоняется и ее прижимает крепче, и никакая это не страсть, а просто ему так легче, а вот ей, кстати, так удобнее, а еще от того, что он держит руку вверх, она опирается затылком… словом, даже мужчинам было что обсудить.

А уж женщинам…

Как он ее любит! На руках несет, и не спустит, не желает и на миг разомкнуть эти объятья, и держит ведь одной левой, какой он сильный… и какая она счастливая!

И ведь расходятся понемногу встречавшие, время готовиться к вечернему празднику, наряжаться тем, кто еще не, а Королю и его товарищам наконец-то смыть с себя пот и грязь северного похода… они идут уже наверх, к жилым пещерам, а он по-прежнему несет Риан на руках, вот ведь что такое – настоящая любовь!

Всё-таки опустил. Но не отходит, что-то говорит ей. Наверняка о любви. Самые прекрасные слова на свете. Прекраснее, чем эльфы своим возлюбленным говорят…

Аранарт, дав Риан встать на землю, говорил вот что:

– Ваша речка илистая?

Матушка кивнула.

– Тогда, пока мы будем отмываться, походи по черному дну босиком… а, нет, тебе сейчас к реке подойти не дадут. Ну тогда скажи, чтобы тебе принесли ила, помажь ноги, посиди так чуть-чуть и смой. Назавтра забудешь, что они были стёрты.

– Я никогда этого не забуду.

– Хорошо. Твои ноги забудут.

Ненет, глядя на эту пару, думала о другом. Ведь считаешь, что знаешь жизнь, а на деле – ничего, ничегошеньки не понимаешь в людях. Ведь Матушка всегда была тихой, неприметной… ну кто мог подумать, что она, она! – самого Арамунда оседлает. Верхом на нем ездит при всем народе…

Праздник было затих ненадолго, но вскоре разгорелся снова. Накрывали столы, и те, кто проголодался с рассвета, утаскивали с них то лепешку, то кусок, то яблоко, где-то пели песни, отбивая ритм, где-то под флейты и свирели пошли танцевать… отсутствие жениха и невесты не смущало. Вскоре на луг спустилась нарядная Риан, она куталась в белый мех так, будто сегодня был самый сырой и промозглый из зимних дней, и мало замечала происходящее; ее сопровождали Голвег и Хэлгон, причем Старый Лис на разные лады повторял эльфу, что он охраняет королевскую невесту от него, а то кто знает нолдора, может, он решит еще один побег ей устроить.

Аранарт не спешил появляться, и если об этом заговаривали, то с доброй улыбкой: ему же надо отмыться… добавляли: «и отдохнуть», после чего многозначительно замолкали. Жарили и варили мясо, ароматные запахи отвлекали от танцев – кроме, разве, самых заядлых танцоров и влюбленных пар – и уж конечно к тому времени, когда пора будет нести мясо на столы, вождь должен будет выйти. Или лучше пораньше: отдохнуть ему, конечно, нужно, но мучить ожиданием собственный народ – это тирания, недостойная потомка Элроса.

Вождь пришел – нарядный, во всем чистом и новом – с ним его товарищи по северному походу, прошел туда, где ждала его Риан, остановился, о чем-то тихо говоря с Голвегом и ожидая, пока закончится танец и допоют поющие. Древний обычай предписывал отцу невесты… но после войны многие недосчитались родителей, и память о погибших встала выше традиций, так что если отца нет в живых, то на свадьбе его никто не заменял. И Голвег, как ни звал про себя королевскую невесту дочкой, считал, что оскорбит память ее павшего отца, если займет его место. Мнения самой Риан не стали спрашивать: ритуал ей безразличен, а душевную рану бередить не стоит.

Дотанцевали. Допели. Подошли и обступили их так плотно, как было в том зале в Мифлонде. Только тогда кончился Артедайн, а сейчас… как потомки назовут тот Арнор, что начинается сейчас?

И больше их теперь, намного больше. А ведь здесь не все. Тройную цепь дозоров не отменит даже праздник. Кто-то со стариками дома, кто-то с малышами…

Выжили. И в лесных дикарей не превратились.