Некоронованный

Где Хэлгон? Вот уж кому здесь сейчас стоять. Носит эльфа где-то… ищи его.

Риан идет. Еще не знает, по ней видно.

Н-да, подарок на свадьбу.

Эх, Голвег, Голвег… ну ее-то за что?

Догадалась, что что-то не так. Поняла, с кем. Бегом сюда.

Счастливой она бежала совсем по-другому. Вчера утром… неужели это было всего лишь вчера утром?! Форност– и тот ближе кажется.

– С ним? Что? – озабоченно спросила она и, не дожидаясь ответа, ринулась ко входу. Аранарт едва успел ее перехватить.

– Не спеши.

– Но ему нужно…

– Нет.

Он замолчал, давая ей понять, что произошло.

Не хочет поверить. Конечно, вчера был бодр и весел… и все предыдущие дни тоже.

– Ему уже ничего не нужно, Риан.

Она вырвалась и вбежала в пещеру. Он вошел следом. Отстраненно подумал, что не убрал за собой со стола, а это нехорошо, сейчас здесь будет много народа.

Риан прижалась к мужу и разрыдалась. Да, так и должно быть, сам едва не. Хорошо, что только-только рассвело. Что пока никто не знает. Что никто не видит и, хочется верить, не услышит ее слез. Ей нельзя плакать на людях.

Он не утешал и не успокаивал. Ей надо выплакаться. Это слезы даже не горя – потрясения. И так ее сердце прыгает как бешеный заяц, а тут еще и смерть.

Он ждал, пока она выплачется, и думал, как быстро превратить эту пещеру из жилой в подобие торжественного и скорбного зала. Вынести… передвинуть… светильники поставить… не Форност, да; где уж нам, лесным дикарям, до Форноста, а только любой, кто встанет здесь в эскорт, совершил вдесятеро больше, чем славнейший из тех, кто стоял в такой страже в Форносте.

Хотя красивого зала у нас нет, и начищенных доспехов нет тем более.

Уже только всхлипывает. Молодец, быстро.

– Ну вот, – сказал он жене, и в этих незатейливых словах были и забота, и ободрение. – А теперь совсем успокойся. Умойся. И улыбнись.

– Что?! – ей показалась, она ослышалась.

– Улыбнись, Риан.

– Как – улыбнуться?

Он предпочел понять ее вопрос буквально.

– Глазами. Теперь всегда, когда на тебя смотрят, улыбайся глазами. И люди будут понимать: всё хорошо.

– Хорошо?!

– Конечно. Посуди сама: легкая, быстрая смерть. Он не испытал дряхлости, болезней, мучительных вдвойне от сознания беспомощности, унизительного для него. Он увидел, как исполнились все его мечты. Все, кто его любил, были с ним в его последние дни. Все они проводят его. Смерть неизбежна, а изо всех возможных – это наилучшая.

– Я…

– Ты просто думай об этом. Думай о том, что я сейчас сказал. И люди, глядя на тебя, будут это понимать. Тебе не понадобится ничего говорить. Просто верь мне – и люди будут верить тебе.

– Я не…

– Ты не готова, я знаю. Но судьба не спрашивает нас, готовы ли мы. Он сказал мне в свое время: иди и делай свое дело. Так что пойдем. У нас много дел.

Он грустно улыбнулся ей и добавил:

– Только сперва умойся.

Часть 4

Лесной принц

Человеческое сердце гораздо лучше человеческих поступков, и уж тем более слов.

Дж.Р.Р. Толкиен. Письма

У них это был почти ритуал.

В день, когда можно было никуда не спешить, когда дела – есть, конечно, когда их нет? но они подождут, – в такой день он задерживался в постели надолго, а Матушка разминала ему спину. Это были минуты абсолютного, беспредельного счастья.

В промозглой влажности зимы он вставал первым, выбравшись из-под груды шкур, разводил огонь, приносил жаровню, и, когда воздух в их отнорке пещеры становился хоть как-то похож на теплый, поднималась Риан, надевала накидку белого северного меха – и под сильными умелыми пальцами жены его спина не то что не мерзла, а скоро начинала гореть огнем. В этом тепле, несмотря на все холода, было свое наслаждение.

Но летом!.. Если дела не зовут встать еще на рассвете и можно, приоткрыв один глаз, невнятным «М-м» сообщить о том, что тебе лень открывать второй, и нет вороха шкур, а есть тонкое кроличье одеяло, и плетеные перегородки, сменившие зимние пологи, отставлены в сторону, так что ослепительный свет, от которого глаза на миг сощуришь, выходя, здесь становится приятным полумраком, и придет жена, станет долго мять тебе спину и шею, а ты будешь подбородком ловить ее руку, когда она доберется до плеч, и прижиматься щекой… в такие мгновения ему не очень-то верилось, что это всё правда и это всё с ним.

А за мальчишками присмотрит Хэлгон.

Сразу после его свадьбы нолдор стал жить у других – если стоит словом «жить» назвать перенос скудного скарба в другую пещеру. Хэлгон тогда заменил его как только мог, дав ему почти полгода дома: эльф носился по Арнору бешено: граница, связь с другими поселениями, вернуться с новостями, уйти в тот же день, хоть в жару, хоть в ливень, надо – значит надо, а тебе надо быть с женой, не спорь со старшими, а то я напомню, на сколько тысяч лет я тебя старше, да, ты уже говорил, что так нечестно, вот и не спорь. Рождение Арахаэля всё изменило, или, точнее, всё вернуло на свое место: Хэлгон вернулся в их пещеру, взяв малыша в свои руки и возвращая его Риан, кажется, только затем, чтобы она его покормила. Любые попытки возразить разбивались о его непоколебимое «я даю вам возможность побыть вместе».