Некоронованный

Ну и что, что после пира? Зато сейчас, наконец, никто ничего от них не хочет, не нужно думать о народе, о празднике, теперь можно увидеть звезды, услышать тишину – и голос собственного сердца. Всё давно решено, всё было решено еще тогда, на кроличьем лугу, но сейчас, вынырнув наконец из круговерти дел, можно взглянуть в лицо вечности, открыть своё сердце Ему и самому увидеть их путь.

Аранарт и Риан поднялись на холм (не самый высокий в округе, только сейчас это не имело значения) и, держась за руки, встали лицом к западу. Они говорили с Ним молча – и чувства были здесь важнее слов.

Они молчали, но голоса певцов в хоре менее слитны, чем сейчас были помыслы этих двоих.

Вместе. Что бы ни ждало впереди – вместе. Быть опорой друг другу.

Давать обет верности не было смысла: как крот не может плавать, а рыба ходить по земле, так они оба не могли представить, что в их чувствах возникнет кто-то другой.

До конца дней своих.

Любить. Беречь. Заботиться. Растить детей. Быть счастливыми.

Они прижались друг к другу – ни слова, ни поцелуи не могли сейчас выразить то чувство, что переполняло их.

Они не слышали песен и музыки веселья, гремевшего совсем рядом, не видели отсвета костров, они стояли открытые ночному небу, мириадам звезд, взору Единого и той любви, которая ждала их в жизни.

Потом Аранарт подхватил свою жену на руки и быстро понес в пещеру.

Он проснулся незадолго до рассвета. Привычка.

Можно было поспать еще – впереди дни отдыха, торопиться некуда. Но тело было бодрым, и разум ясен.

Можно было разбудить Риан и продолжить. Она спала, закинув руки за голову, расслабленная, счастливая… вот ей-то стоило отдохнуть. Будить ее было бы жестоко.

Что ж, от нечего делать можно заняться делами. Голвег или встал, или скоро встанет – и пока большинство спит, у них будет время спокойно поговорить. Ничего особенного, конечно, за эти месяцы тут не случилось… ну вот пусть и расскажет об этом «ничего». В подробностях.

Аранарт оделся и пошел к Голвегу.

Переполненный поселок был совершенно безлюдным в этот час. Ночь прошла бурно для всех… этак они только к полудню толком оживут. Может быть, и рано он собрался к Голвегу. Ну ладно, не возвращаться же.

А то он не удержится и разбудит Риан.

Старый воин, как и ожидалось, спал.

Его не буди, ее не буди… скучно у вас на рассвете.

Он понял, что голоден. Вчера не до еды было… а здесь наверняка что-то найдется. Риан и готовила. Позавчера. Еще в другой жизни.

В полумраке было неплохо видно, Аранарт вскоре обнаружил горшок ячменной каши с мясом, пусть холодная, неважно, зато еда.

Что-то было не так. Он не мог понять.

Он продолжал есть, но ощущение чего-то неправильного не покидало. Каша (от того, что холодная, что ли?) комом встала в горле.

– Голвег.

Спит, не откликается.

Вождь зажег светильник. Непонятная тревога – не горшок с едой, ее в темноте не отыщешь. А удар огнива, глядишь, и разбудит…

…не разбудит.

– Голвег… Что ж ты…

Лицо старого воина было светлым-светлым. Улыбка на губах.

Давно остывших.

Земля закачалась под ногами.

Вчера же говорили ни о чем. Был бодр, весел…

Был.

Аранарт почувствовал, что к глазам подступили слезы. Когда он плакал последний раз? В детстве?

Отвык терять, отвык. Расслабился за годы мирной жизни.

Голвег, что ж ты нас – так?

Улыбается.

Хоть легкой смертью ушел. Раньше, если доводилось умереть, а не погибнуть, умирали от ран. Потом от старости. Теперь вот – от радости.

Есть чем гордиться Королю.

Вот и гордись.

Аранарт вышел наружу. Сырой пронзительный утренник – самое то: в себя приводит.

Значит, сообщить им всем… не позволить горевать: не худшая, вот уж не худшая из смертей! – понять, что делаем с курганом, где его ставить – здешних мест не знаешь… да, зато с поминальным пиром никаких хлопот, он всё сделал за тебя. Настоящий друг.

И весь Арнор его проводит. Так, как он и заслужил. Похороны – не свадьба, о них за три недели не известить. А вот получилось.

Хорошая смерть, да.

Выбирай сами, как умереть, лучше б не придумали.

– Ты рано встал, новобрачный! – Ненет шла за водой и очень удивилась, встретив вождя в этот час.

Аранарт обернулся.

– Что? – охнула женщина, увидев его лицо.

Он молча кивнул на вход в пещеру. Она бросила ведра, побежала внутрь… раздался ее тихий вскрик.

Вышла, утирая слезы. Сказала:

– Зато хорошо погулял вчера.

– Догадываюсь.

Помолчали.

Вождь попросил:

– Сделай доброе дело: разбуди Риан. Сейчас. Я буду тут: нехорошо его одного оставлять.

Ненет кивнула.

Он добавил:

– Только не говори ей. Просто: я зову.

Последний раз стоял у смертного одра, когда умер дед. Арафант. С братьями и стояли вместе. А до того – когда погиб Дорон. Все его воспитанники тогда собрались… проводы были едва не пышнее, чем потом у Арафанта. И оспаривали тогда друг у друга право нести его в курган, едва не до схваток спорили, и не возрастом мерились, а боями и победами. Внуку князя повезло – его право признали сразу, хотя ничего особенного тогда еще не навоевал… так, как весь молодняк, не больше.

Вот и понимаешь, что нет большей приметы мирного времени, чем почетный караул у одра. Даже если где-то шли бои. Даже если много где шли бои.