Некоронованный

Звук всё громче, словно оно растет. На глазах (то есть глаза как раз ничего не замечают, но как сказать иначе?!) увеличиваясь в размерах. И – где оно? гномьи старцы совсем близко, для огромной твари тут нет места.

А оно рядом – шелестит, шуршит, шаркает…

Шаркает.

Так вот что это.

Незримый монстр, хм. Надо было так обмануться! Это старцы шаркают ногой. Под их туниками, недвижимыми как камень, не увидеть и не распознать этого шевеления.

А звук все громче. Старики вступают ряд за рядом. И это больше не похоже на ползающего по залу змея. Скорее на дальний гром… только вот ни один гром не будет слышен сквозь эти толщи камня.

Бу-ух. Бу-у-ух. Бу-ууу-ух.

Теперь понятно. Самые древние шаркают, а эти ударяют ногой.

Звук нарастает, словно прилив в устье Лун в бурю, когда морская вода борется с речной.

Грозно, мощно… но хотя бы ясно, что это такое.

Та-ак, а ведь в зал уже стали входить старейшины. Пока ищешь незримое, проглядишь явное. На двух тронных возвышениях стоят, третий идет. Эйкинскьяльди, старый знакомый. Со своей свитой. Старейшины родов? Самые знаменитые мастера? Те, кто представляет разные искусства, – камнерез, ювелир, кузнец… сколько у них может быть таких?

Раскаты нарастают. Как в Мифлонде в зимние шторма, когда волны перехлестывали через парапет. Как они это делают? Неужели этот грозный рокот стихии – просто десятки ударов ног о пол? Выступы на потолке и стенах… этот якобы необработанный камень… они управляют эхом?

Еще старейшина идет. Этот при двух свитских… а у самого первого – шестеро. Сложно всё у них.

Будто гроза надвигается. Гром всё ближе. Скоро ударит молни…

…аА!

В первый миг было такое ощущение, словно и впрямь огненное небесное копье раскололо гору. Воздух разорвался в ошмётья, и аданов едва не отбросило к стене. Тут не то что выражение лица сохранить, тут на ногах бы удержаться.

Ничего не произошло. Гора не расколота, свод не рухнул и, судя по лицам гномов, всё в порядке.

Старейшина при двоих идет по проходу. Тот же самый? Наверное.

Тогда – что это было?

А то, что и есть. К ударам ног стариков добавились хлопки мужчин. Только старики вступали медленно, а эти – разом.

Ну, гномы, ну, мастера подгорные… им не друзей, им врагов надо на такое приглашать. Желание драться с ними пропадет раз и навсегда.

…н-да, правда, послы могут не выжить. Умрут от страха.

Дух перевести.

Старейшину порассматривать.

Странный какой. Борода растет только под подбородком и чуть по щекам. Заплетена в тонкие косы, к ушам идут.

Нет? Женщина?! Жен и дочерей от чужаков прячут, а старейшину прятать не получится?

Слаженные хлопки мужчин – один стократно повторенный хлопок – заставлял огромный зал вибрировать, ритм звал сердца биться в единый такт, и уже не хотелось искать этому образы в мире природы, просто стать частью этого ритма, раствориться в нем и ощущать свою силу – как его, а его – как свою.

Еще старейшина. Опять при шести свитских.

Мерные удары ладоней – не быстрее и не медленнее, не громче и не тише – подчиняли. И как эхо эха – на краю сознания, но зато не позволить вырваться – гул от ног стариков. Мыслей не осталось, только ритм. Единый ритм.

И эту всевластную силу, ровную и упорную, словно бык на пахоте, проводящий борозду за бороздой, вдруг разорвал дерзкий звук. Щелчок пальцев. Словно порыв холодного воздуха. И размеренность как ветром сдуло. Хотя почему «как»? Размеренность зрелости ветром юности и сдуло.

Уследить за этими звуками уже не получалось. Эхо вольно гуляло по залу, отражаясь от стен, выступов, ниш, свода… где живой звук, где отраженный, где отражение отраженного… оно грохотало и пело, оно звенело и рычало, усиливалось и ослабевало, как морские волны, обрушивалось, подминало… и поднимало, и возносило.

Оно было первозданной, природной необузданной дикостью. Оно было рукотворным, дважды рукотворным: сотворенным пальцами и этим залом, где наверняка не было ни единого случайного, непродуманного выступа или впадины.

Оно было похоже… на те строки из книг, которые в детстве пробегал взглядом, не задумываясь: о Валар, еще не обретших облик. Это не то, что зовут музыкой люди. Это та Музыка, которая Мощь.

Ты видишь Музыку… и уже не замечаешь ни гномов, ни зала, ни Фрора с его свитой, наконец идущего к своему возвышению… потом ты спросишь себя: идти под ЭТО – это почет? или напротив, гномы ставят старейшин выше правителя, потому что он же так мал и слаб в этих яростных и всесильных шквалах звуков. Это будет потом, а сейчас ты видишь Музыку.

Оно стихло.

И можно перевести дыхание.

Какими ничтожными, мелкими кажутся тебе твои дела по сравнению с тем, что было только что сотворено. Как можно говорить о них?

Но и ненужно.

За тебя говорит какой-то гном. Герольд. «Союз, дары». Прах на склоне вершины. Второй герольд отвечает за Фрора. Той же словесной пылью.

И это всё.

И правильно, что всё.

Дождаться, пока эскорт сделает знак идти. И уйти в молчании, переживая то чудо, которому тебе позволили стать свидетелем.

Этот народ умеет делать чудеса.