Он осторожно касался щекой ее лица, словно она была робкой девушкой, а не матерью пятерых его сыновей. Когда-то было достаточно лишь взгляда, чтобы она стала его, но сейчас – одно неосторожное движение, и она, словно птичка, вырвется из его рук. Не поспешить. Не спугнуть. Она должна довериться ему.
И она доверялась.
Он принялся целовать ее – бережно, как никогда раньше. И неважно, что ее кожа была слабой и в морщинах, это была единственная женщина на свете, которая нужна ему, и даже если она будет и впредь стыдиться своего тела, даже если этот поцелуй будет последним в его жизни, он – будет.
Полвека назад как-то всё было проще. Тогда все вокруг понимали, что эти двое заняты друг другом и их надо оставить в покое. А сейчас… да, они сами связали себя обязательствами, которыми теперь не пренебречь. И уже неважно, что эти обязательства были для них лишь средством решить проблемы, которые теперь решены. Поздно. У нее – дети, и у него… в общем, тоже дети. Хотя и постарше. И никакого времени на личную жизнь. Ну, почти никакого.
И мир вокруг они видят… вот именно так, как влюбленным и положено. Старую историю про кролика вспоминают через день. Кажется, пока она не повторилась… «Мне хватает ясности мысли, чтобы понять: ясно мыслить я сейчас не способен», – говорил Аранарт, и это не было шуткой. В ближайшее время – никаких занятий историей с молодежью. Стоит отличная погода, историю будут в дожди учить… а то он сейчас перепутает Аннатара с Атанатаром – и добро если только по именам!
О его состоянии, кажется, не догадывались. А вот Риан…
Светящаяся, счастливая и растерянная.
В сущности, за пятьдесят лет изменился только цвет ее волос.
Маленькая Фаэнет, забравшись к ней на колени и обвив ее шею ручонками, спросила:
– Матушка, а я когда-нибудь буду такой красивой, как ты?
В начале осени до них добрался Ринвайн: узнать, ради чего же они так запугали того купца. Увидев королеву – и не в великолепии дорогого шелка, а в простом повседневном платье, разведчик замер, как на стену налетев. Аранарт молча посмеивался, видя как Ринвайн, с его-то знанием разных языков, не может подобрать слова восторга. А Риан мягко улыбалась и кивала, отвечая даже на невысказанное.
– Как она изменилась! – выдохнул он, когда мужчины сели снаружи, чтобы не мешать Матушке в кухне. – Она… на себя стала похожа…
Аранарт понимал, о чем говорит его друг. Риан отнюдь не помолодела. В юности ее никто бы не назвал красавицей. Тогда ее свет и сила были скрыты под невзрачной внешностью. Сейчас они стали видны. Всем видны.
Главное, что она сама это увидела.
Король медленно выдохнул, соглашаясь. Но промолчал. Он не хотел говорить об этом. Для него это было слишком важно и слишком серьезно, чтобы облекать в слова.
– Так как тебе брошь? – спросил он, чтобы сменить тему.
– Брошь? – нахмурился Ринвайн.
– Ты хочешь сказать, что не увидел ее? Ты?!
Разведчик пристально смотрел на Короля, всё еще сомневаясь, не шутит ли тот.
– Вот как, значит? – Аранарт проговорил так укоризненно, как только мог. – Мне эта брошь обошлась в пять веков союза с гномами, а ты ее даже не заметил!
– Послушай, – не менее укоризненно отвечал Ринвайн, – когда говорят «мне обошлось», это означает что-то отдать, а не получить вдобавок.
– Ну, – развел руками Король, – ты же знаешь этих гномов. С ними спорить себе дороже. Приходится соглашаться на любые их условия…
– Иного выхода нет, – с мрачно-понимающим видом произнес Ринвайн.
Оба расхохотались.
– Нет, она действительно носит эту брошь? С простым платьем? И сейчас?
– Да, – ответил он, улыбаясь взглядом, и крикнул: – Риан! Отвлекись чуть-чуть!
Она вышла.
На домотканом платье гномья брошь была настолько невозможна, что незаметна.
– Что? – спросила Матушка.
– Могущественные гномьи чары, – улыбнулся муж. – Никто, кроме хозяйки, не способен увидеть эту брошь.
Значит, надо будет отправить Гроину еще одно письмо. И хорошо, если гонцу удастся встретить в Брыле кого-то из гномов. А то до самых Синих Гор и идти.
Риан кивнула, отколола драгоценную вещицу, протянула Ринвайну:
– Смотри.
И ушла. Похлебка не будет ждать, пока они наговорятся о сокровищах.
Разведчик держал брошь так, будто боялся сломать. Он хорошо понимал цену изысканной простоте.
– Мне кажется, – он посмотрел на Аранарта, хмурясь, – или..?
– Не кажется. Их три.
– Ну, два я вижу, – он осторожно указал на алмазы. – А где третий?
– Вот.
– Да… я бы за такую брошь не пять, я бы за нее семь, десять веков союза отдал…
Король небрежно пожал плечами:
– Сговори лет через пятьдесят свою внучку за моего внука и передай ей эту мудрую мысль.
– М? – вскинулся Ринвайн. – Что, Арахаэль надумал?
– Как тебе сказать… вообще – да, но сам он еще не понял. Тугодум, вроде меня.
– А кто она?
– Не моя тайна, – улыбнулся Аранарт.
Вернувшийся Хэлгон смотрел на них и молчал, видя что-то свое. Его не спрашивали. Аданам не стоит пытаться понять, какими путями бродит дух эльфа.
Только Риан иногда, когда ей казалось, что нолдор думает о древних утратах, брала его руку в свои. Он показывал ей взглядом «всё хорошо», но долго не высвобождал руки.