Некоронованный

– Мое тоже, – сухо сказала внучка, по-взрослому поджав губы.

– Пойдем поговорим, – сказал Арахаэль жене, когда стемнело.

Она гневно дернула плечом. Рассерженная маленькая птица… кажется, комочек перьев, но клюв острый и бьет больно.

Сын Аранарта покачал головой, гася ее ярость. «Я не собираюсь настаивать», «зачем ты так, ты же не права, когда сердишься» – и это, и многое другое было в его безмолвном жесте.

Хеледир вздохнула и позволила повести ее куда-то вниз по склону, по тропинкам, которые он исходил с детства и видел сейчас в темноте.

Лопотал широкими листьями орешник.

– Конечно, ты на его стороне, – сказала она, но не с возмущением, а с горечью.

– Нет, – тихо ответил Арахаэль.

– Нет? Но ты же хочешь, чтобы она осталась!

– Да, мой бедный взъерошенный птенчик, – отвечал он, беря ладонь жены в свои и чуть гладя. –Я прошу тебя об этом.

Если бы он настаивал, ей было бы проще возражать. Так – оставалось только молчать. Удерживая непреклонность, пошедшую трещинами.

– Дело не в нем, хотя ему очень, очень тяжело после смерти мамы. Ему нужна женщина рядом… но скорее какой-нибудь эльф женится вторично. И Ранвен – единственный возможный выход. Но, – он мягко перебил ее готовое сорваться возражение, – я прошу тебя не ради него.

– Она глупая взбалмошная девчонка.

Ночной ветерок. «Бла-бла-бла», – говорят листья орешника. Не согласны, значит. Здесь с ней даже деревья спорят!

Арахаэль плечом закрывает жену от ветерка: пусть и слабый, а всё-таки зябко.

– Она орлица, – говорит он очень тихо. – Орлица, выросшая в прибрежной норке зимородка. Ей нужно парить над миром. Взлетать выше гор. Охотиться… и не на рыбку. Вон на какую дичь нацелилась! весь Арнор завидовать будет, если ей удастся.

– Я не отпущу ее.

– И переломаешь ей крылья, чтобы затянуть обратно в норку? – с ласковой грустью спрашивает он. – Ты любишь ее. Ты не поступишь так.

Зябко. Холодная ночь.

Он обнимает жену, но этого мало, чтобы уговорить.

Гнев против мягкости бессилен, но главное оружие женщины – слабость.

– Как же так… я думала, она пробудет со мной еще лет двадцать… почему же – сейчас? это неправильно… нечестно…

– Она выросла. Что поделать: она выросла так быстро. Ей нужно на волю.

– Но я не готова к этому!

Беззащитный гневный птенчик. Согреть в ладонях. Больше ты ничего для нее сделать не сможешь.

– Я был мальчишкой, когда он мне сказал: жизнь не спрашивает нас, готовы ли мы. Мы – наследники Элендила, у нас нет права быть слабыми. Меня самого унесло из дому в десять лет; думаешь, моей матери это было легко?

– Тебя забрали к Элронду учиться, а тут! Девчонке вести в одиночку хозяйство, и не чье-нибудь! Его! Такое и взрослой женщине едва ли по силам.

– Ну, – она услышала в его голосе улыбку, – сколько я помню детство, взрослой женщине всегда помогал Хэлгон. И весьма охотно.

Помолчал, вспоминая:

– А когда взрослая женщина состарилась, то многое делали и соседки. Так что это, – он вернулся в сегодняшний день, – ответ на твое следующее возражение: кто ее научит тому, что она пока не может. Они и научат.

Хеледир онемела от возмущения и гневно задышала, точь-в-точь как Ранвен днем. Наконец ее ярость прорвало:

– Ты такой же, как он! Ты всё рассчитываешь! Заранее!!

Арахаэль закусил губу, чтобы не расхохотаться в голос. Такой похвалы он никак не ожидал.

Хеледир обмякла. Ее доводы были исчерпаны, ее мольбы – бесплодны.

– У меня нет сил на это, – прошептала она.

– Я знаю, мой бедный птенчик. – Его объятия согревали, но тон был теплее. – Но нас не спрашивают, есть ли у нас силы. Нам просто говорят: пора, время пришло.

Обыкновенное чудо

С той поры, как в его жизнь вошла Ранвен, празднество Долгого Дня стало для Аранарта любимейшим.

Он повел туда девочку в первый же год, хотя несерьезно рано, дитя… Жениха искать – дитя, а прожить несколько дней без заботы – в самый раз. Сказал «веселись», и она побежала плясать. Сам поднялся к знакомым камням, и тень Голвега рядом («Теперь я уже старше, чем ты был тогда, старый друг»), и можно снова смотреть на танцы, как тогда, выискивая посреди веселья хрупкую фигурку с мягкими каштановыми волосами.

И год от года именно с этих камней он яснее, чем дома, видел, как Ранвен превращается из девочки в подростка, а затем в девушку, красивую и сильную. Он смотрел на внучку – и искал в ней черты жены. Не той Риан, какой он ее знал, но той, кем она была до их встречи, до того дня, когда он заметил ее. Какой она была в юности.