Некоронованный

Хотя это вход не в Аман…

Нолдор стоял посреди поселка, безмолвный, с посветлевшим лицом – и люди вокруг него собрались сами. Известие, для которого он не мог найти слов, было ясно, и чем оглушительнее становилась тишина – тем яснее, оно напугало бы их, если бы не лицо Хэлгона. Горестную весть так не приносят.

– Он умер? – за всех спросила Ранвен.

– Пока нет, – выдохнул эльф.

– А… когда? – задала она невозможный для человека вопрос.

– Когда все соберутся, – эхом повторил Хэлгон его слова.

Надо возвращаться в реальность. В эту реальность. Хотя тот мир – реальность тем более.

Но надо вернуться в эту.

Надо им сказать, пусть не боятся тревожить Аранарта – потому что потревожить его уже не может ничто. И бегом к Раэдолу. Потом бегом обратно… и как-то еще не споткнуться по дороге. В ночном лесу ветки не будут тебя спрашивать, какой Свет ты видел, и почтительно убираться с твоего пути. Такие у нас в лесах несознательные ветки…

За все годы никогда еще этот поселок не был так многолюден – и так тих.

Аранарт большую часть времени сидел у своей пещеры, если с ним заговаривали, он отвечал, если нет – молчал, сначала один, а потом, когда вернулся Хэлгон, – с эльфом. От еды он отказывался, только пил теплое молоко, которое приносила ему Ранвен. Однажды она накрошила туда немного ячменного хлеба – Аранарт выпил вместе с гущей, но укоризненно улыбнулся в ответ на ее хитрость. Больше она так не делала.

Примчался Арахаэль. Взволнованный, надеющийся успеть переговорить обо всех делах – сколько времени у них осталось?! Увидев лицо отца, он словно на стену налетел. И понял, что не задаст ни одного вопроса из тех, что тщательно продумал, пока спешил сюда.

Аранарт усадил сына рядом, крепко прижал. Не на разговоры о делах у них осталось время. Осталось, чтобы выразить всю нежность, которую они таили друг от друга и от самих себя: ведь отец не должен проявлять мягкость, если хочет вырастить сына настоящим мужчиной, а сын не умеет быть ласков с отцом, потому что всегда подражает ему. Для суровости и силы были годы. Для слабости – несколько дней. Но бывают дни, которые дороже и важнее десятилетий.

Отцом надо было делиться. С братьями, с сыном, с племянниками. Каждый имеет право на его ласку.

Они все запомнят Аранарта таким – снявшим латы с души. Улыбающимся.

Отпущены поводья Долга. Можно не выживать, а жить. Можно не думать о войне – раз она неизбежна, она сама о себе напомнит в свое время. Можно позволить себе мирную жизнь… всю, сколько осталось, – неделя? …что? ну, раз Нимсигиль в дальнем дозоре, значит еще дней десять, и наверное больше.

– Ты продержишься? – спросил его Хэлгон, когда никто не мог их слышать.

Король чуть улыбнулся: да.

И нолдор не решился спросить, каково это – оставаться между жизнью и смертью. Оставаться усилием собственной воли.

Вот и из Ривенделла добрались. Каладелу, тихий и смущенный, его товарищи, Элладан и Элрохир (не ожидал, что придут… всю жизнь не умел их различать, а ведь они такие разные: Элрохир решительный, первый в схватке, а Элладан осторожнее, всегда продумает все пути)… а, и ты здесь, старый спорщик?

Аранарт улыбнулся магу, открывая сознание, – и всем на миг показалось, что на лице Гэндальфа разгладились морщины, что это лицо… лик не имеет возраста и в нем тот же Свет, что в лице дунадана. «Померещилось», – подумал каждый.

Волшебник нахмурился, покрепче оперся на свой посох, словно и впрямь был стариком, который нуждается в поддержке, и, не говоря Королю ни слова, ушел туда, где играли маленькие дети. Раэдол и Аэглен понимающе переглянулись и отправились следом: хотя ты давно командир нескольких застав и тебе за девяносто, но второй раз в жизни посмотреть на огненного зайчика не откажешься.

Ночью (убывающая луна блестела оглушительно, как в полнолуние) Гэндальф, отказавшись от ночлега, пошел к Аранарту. Спит? Нет? С ним Хэлгон… ну, это понятно. Ладно, если опять с лицом будет… что-то, от этих двоих таиться нет нужды: они и так всё знают.

Король чуть качнул головой: садись, поговорим. И сделал знак эльфу: останься.

– У нас с тобой здешние дела не закончены, – сказал Аранарт.

– Говори, – сказал маг. Голос его был выше и чище привычного. И не закашляешься, даже если и хочешь.

– Тебе будет легко с Арахаэлем. Я был похож на своего деда; он похож на своего.

Маг кивнул.

– Он прекрасный командир, вроде лорда Броннира. Не меньше, но и не больше. Я спокоен за свой народ, – он помолчал и договорил: – потому что Арнор я оставляю тебе. И на этот раз, прости, я не спрашиваю.

– Я не могу быть правителем. Ты это знаешь.

– Кто говорит о правителе? Править будут другие. А ты будешь кашлять. Вовремя.

– Тебе так понравился мой кашель?

– Он незабываем.

– И всё же, Аранарт, я не более чем советчик. Ты пренебрегал моими советами.

– Другие не будут. Послушай меня, прошу. В жаркий солнечный день странно говорить о костре, который согревал бы тела… или души, – он искоса взглянул на своего собеседника. – Но когда придет ночь зимней стужи…

– Ты…

– Оно красивое, – перебил Аранарт. – Очень.

– Говорить с тобой без трубки невозможно, – он покачал головой.