Некоронованный

И как младенцу надо перерезать пуповину, чтобы впустить его в жизнь, так сейчас осталось разорвать последнюю нить, связующую с прежним миром.

Я должен уйти.

И они увидят то, что и так знают в своем сердце: я им больше не нужен.

Им горько потерять отца и деда (и кому бы ни было это горько!), но Арамунд сделал свое дело: путь проложен.

Дальше сами.

Светало.

Становилось холодно, и от утренника ли, от страха ли перед неизбежным то один, то другая унимали дрожь.

Можно сто раз повторить «готов», но страшно будет. Нет стыда признаться в этом.

А этот спокоен. И взгляд ясен, почти как при жизни. Только тверже.

Песня смолкла.

Аранарт встретился взглядом с Арахаэлем. Чуть печально усмехнулся.

«Чего ждешь? Коронации? Прекрасных речей и громких клятв? – из безумно далекого прошлого вернулись слова Голвега. – Не будет тебе коронации».

– Незачем.

Он договорил вслух.

Король встал. Поднялись остальные. Звоном струн отозвалась неудачно поставленная кем-то арфа.

Аранарт снял кольцо Барахира, протянул Арахаэлю и повторил те самые слова, которые когда-то сказал ему товарищ отца:

– Надевай. Иди. И делай свое дело.

Арахаэль надел.

Отец положил руки на плечи сыну, тот ему, они наклонились друг к другу и уперлись лбами ­–словно два оленя сцепились рогами. Только эти не бодались.

Тихо. Холодно. Утренний ветерок. До дрожи.

Аранарт распрямился.

– Хэлгон. Проводишь меня… до развилки?

Нолдор понял, о какой развилке говорит человек.

Борн забрал у эльфа тихо спящего сына.

Скоро над лесом поднимется солнце.

Два воина, один старый, второй вечно молодой, пошли прочь. Словно в очередной дозор.

Небольшой пригорок в березняке. Не подумаешь, что насыпан руками людей.

Под ним спит Матушка.

И хотя ты знаешь, что она не здесь, что она ждет тебя там, по ту сторону, всё равно идешь на этот пригорок – к ней.

Куда ни иди – всё равно идешь к ней.

– Я завидую тебе, – говорит Хэлгон.

– Почему?

– Ты идешь вперед. А я… когда бы ни пришел мой час, я пойду только назад. Если это будет орочья стрела, еще и своих подведу, кем бы ни будут тогда эти свои. Если просто однажды вернусь – все равно назад.

– Значит, доживи до пути вперед, – улыбаешься ты.

Это было похоже на берег моря. Прошлый раз словно рухнул со скал в пучину, ничего ни разглядеть, ни понять, а сейчас видишь ясно: стихия, готовая принять в себя каждого, одним холодная, другим теплая, одним грозная, другим ласковая.

Готовая принять каждого эльдара.

Достаточно сделать шаг.

И – словно солнечная дорожка по глади вод. Эльфы могут ходить по снегу, почти не оставляя следов, но по этой тропе не пройти ни одному из них. Хотя одна некогда смогла.

По сияющему пути, который достаточно прочен, чтобы выдержать человека.

Если тот идет с легким сердцем.

Тропами Арнора

Когда после похорон большинство уже разошлось по своим поселкам, Арахаэль позвал Хэлгона.

Дунадан и нолдор шли через орешник вниз по склону. Тихое место, для серьезного разговора.

– Уходи, – сказал вождь.

Хэлгон сперва не понял.

– Уходи, – повторил Арахаэль. – Наша утрата тяжела, а твоя тяжелее всех. Уходи. Найди себе дозор на границе подальше, и оставайся там сколько хочешь.

– «Сколько хочешь» это будет очень, очень долго, – мрачно проговорил нолдор.

Арахаэль кивнул. Чуть усмехнулся:

– Я не обижусь, если ты не придешь на мои похороны.

– Я не могу уйти, – сказал Хэлгон. – Я нужен вам.

– Ты будешь нужен нам, – отвечал вождь. – При моем сыне, моем внуке. Когда начнется та война, к которой он нас готовил. Но не при мне. Я буду самым неинтересным изо всех правителей Арнора, – он грустно улыбнулся. – Отдохни, Хэлгон. Отдохни, пока есть время.

– Не знаю, – нолдор опустил голову. – Нет.

– Да, – мягко произнес дунадан, и эльфу почудилось, что он слышит голос Арведуи. – Каким словом ты был связан с ним?

– Сохранить ему жизнь.

– Ты сдержал его. Ты свободен, Хэлгон. Иди.

Нолдор опустил голову. Возразить было нечем. Согласиться он не мог.

– Я не могу тебе приказать, – проговорил Арахаэль, – но я прошу тебя. Если ты ничего не можешь сделать для себя, то просто исполни мою просьбу.

…а его ты когда-то держал на руках. Кормил кашей. Учил лазить по скалам.

Теперь он тебя учит. Только ты плохой ученик.

– Я не могу, – голос нолдора звучит решительно, он нашел ответ. – Я нужен Ранвен. Если я уйду…

– Ранвен, – глубоко вздыхает вождь. – Да, если ты уйдешь, то Ранвен будет тяжело. Очень. Помощи она не попросит, да, пожалуй, и не примет. Дом, дитя, а там и еще дитя на подходе… она будет очень уставать. Так уставать, что не присесть днем лишний раз, а ночью едва донести голову до подушки, и то на недолго. А ты хочешь избавить ее от этого. Хочешь, чтобы у нее было время… на что, Хэлгон? Осознать свою утрату? Ощутить пустоту, на которую ее обрекла его смерть?

Нолдор замер.

– Пожалей ее, Хэлгон. Пожалей по-настоящему.

Они замолчали.

– Уходи. Уходи на границу и помни: возвращайся не тогда, когда решишь, что ты снова нужен нам. Возвращайся, когда наши внуки станут нужны тебе. Когда наше прошлое закончится для тебя. Когда ты будешь открыт настоящему.

– Спасибо.