Некоронованный

– Отец погибнет? – голос Аранарта бесстрастен.

– Я не знаю, – качает головой Корабел. – Когда ей известно о гибели, но она не хочет говорить, она молчит.

Отблески прошлого

Словно сотни чаек разом взлетели, хлопая крыльями. То бились по ветру флажки на копьях: бело-синие Гил-Галада, бело-серые Кирдана.

Десятки лодок держали наплавной мост, по которому из северной гавани в южную переходили, переходили и переходили войска Линдона. Сколько их уже на этом берегу! – но до конца переправы еще далеко.

Блеск доспехов – словно море выплеснулось на сушу и затопило Гавань. Даже глазам, привычным к бликам солнца на волнах, и то трудно смотреть на сверкание лат, неяркий отсвет кольчуг, ослепительное сияние отполированных шлемов, когда солнце отражается в них, хищные взблески копий – словно молнии средь ясного неба.

Но ярче света солнца и блеска стали сияют глаза полководца. Звездный Свет? Потомок Королей? нет, не эти имена пристали ему сегодня. Финнелах – Вспышка рода Финвэ – так и только так стоит назвать того, чей дед в свой последний бой сиял как звезда, чей отец белым пламенем ослепил врагов в час своей гибели.

Другой его дед рядом. И спокоен как гладь океана. Отчего не идешь ты в эту битву, Вильвэ? Ведь никто не упрекнет тебя в недостатке мужества. Но ты остаешься, и все принимают это. Что ж, в Мифлонде должны остаться бойцы. Хотя бы немного. На всякий случай.

Хельвен улыбается внуку. Сколько раз за эти тысячи лет Верховный король находил время бросить все дела и, словно мальчишка прибрежного народа, примчаться на неоседланном коне в северную гавань – к ним, к ней, взять весла и вывести ее лодочку в море, чтобы там она вела эту скорлупку песнью, а он внимал бы ей в счастье и восторге.

Сейчас он – в своей стихии. Волна за волной идут отряды – нолдоры, синдары, фалафрим – он знает язык этого грозного прибоя, он, как капитан своим кораблем, способен управлять этой силой, словно каждый воин в этом войске – часть его самого.

Его мысли уже там, на далеком юге, в безжалостных битвах, но сердце – здесь. С теми, кого он любит.

Мать не пожелает ему удачи в битве. Мать давно за Морем, с отцом.

Он снимает шлем и склоняется перед Хельвен. Она легко целует его в лоб:

– Ступай. К своей судьбе и своей славе.

– Ты видишь?

Его глаза горят вдохновением. Такое бывает у капитана, когда он ведет корабль не парусами и не веслами, но своей волей.

– Я вижу, – отвечает она. – Саурон будет разбит. Верь мне, мой мальчик. Будет так и только так.

– Она знала, что Гил-Галад погибнет? – тихо спросил Хэлгон.

– И сказала мне, – кивнул Кирдан. – Вильвэ убедил ее. Он понимает, что значит для армии остаться без полководца.

Аранарт молчал, не глядя на эльфов. Древность, даже великая и славная, сейчас была безразлична ему.

Кирдану нельзя плыть, потому что это слишком опасно – идти на помощь тому, кого зовут Последним Князем.

Завтра придет какой-то капитан, они станут рассказывать ему о севере. И он уплывет. А они станут ждать.

Чего?

Достоверных известий о гибели отца?!

Гномья охота

Толог понял, что он жив.

Голова гудела, в глазах плыло (хотя чему плыть – темнота и есть, хоть открой глаза, хоть закрой), но, кажется, и не особо ранен. Повезло.

Он позволил себе расслабиться и полежать немного. Лежал он на чем-то мягком. Сравнительно. Гном? Его противник?

Видимо, мертвый. Не шевелится.

Как они дрались, Толог помнил. Даже помнил, как падали. Гном падал спиной, да.

Повезло.

Голова медленно прояснялась. Память возвращала события этой короткой и безумной схватки.

Не то чтобы они не знали о гномах. Слышали быстрый перестук шагов в глубине штреков. Но решили, что из-за незанятой внешней пещеры гномы не станут ссориться. Сами вглубь не лезли, гномов не встречали, тем паче – не тревожили их. Сколько месяцев так?.. два? три? мы сами по себе, охотимся снаружи, гномы сами по себе, до недр нам нет дела. Живем.

Жили.

До сегодняшнего дня.

Или сколько он без сознания провалялся?

Толог пошевелился. Тело слушалось, с трудом, но слушалось. Он отделался на удивление легко.

Еще немного полежать – и выбираться из этой расщелины. Не так она и глубока.

Гномы напали внезапно и с трех сторон сразу. Как и подошли-то бесшумно? Обмотали сапоги тряпками? Дозорные… это в первый месяц сторожились от того, что внутри, а потом только от внешнего. Кто же знал, что гномы вдруг нападут?

И с чего?

Лучше. Уже лучше. Попробовать сесть. Так. Встать. Получается. Нет, ему решительно повезло. Тогда вверх. Камень здесь уступчатый, получится залезть.

Темнота была полной, но Толог, как и все арнорцы, привык к ней за последние месяцы. Дрова берегли, огонь для готовки и для тепла, если уж очень холодно, а не для света. Они научились смотреть руками. И ногами, вот как сейчас.

Первые попытки залезть оказались неудачны, и Толог вернулся к своему гному. Надо не торопиться. Сорвешься – вряд ли получится снова упасть на гнома.

Отдохнуть.