Некоронованный

В сущности, почти вся их жизнь после Северных Врат была отдыхом. Не сражались же. Когда стало ясно, что это не нападение на крепость, а начало вторжения, и Северные Врата, как ни бейся, не задержат врагов, Ондомир приказал пробиваться и уходить на запад. Им повезло: день был солнечным, а против них – только орки. Принц даже послал гонца к младшему брату, чтобы тот не геройствовал, а последовал его примеру.

Потом была скачка… снова повезло: от солнца замерзшая земля подтаяла и их следы просто смыло.

Добрались до Сумеречного. Ферен предлагал идти на юг, но Ондомир настаивал, что раз Лун замерзла в эту зиму, то безопаснее добраться до Синих Гор – сейчас по льду, а весной река отрежет их от врага. Слова принца всем показались разумными.

Так они устроились в этой пещере. Охота в горах была сносной, дерева, если не разводить огромных костров, хватало, и все решили дождаться сухой земли. Идти в Мифлонд весной, по снегу и грязи незнакомыми горами – это им всем казалось безумием. Особенно по сравнению с жизнью в пещере, где их никто не трогает.

По сравнению с жизнью.

Надо было лезть вверх. Но сначала Толог решил выяснить, что ему припас гном. Вдруг что пригодится? Законная добыча, как-никак.

Он обшарил труп. Гномье оружие ему без надобности, тяжелое, наручи сгодятся, пояс… на поясе обнаружился кремень с трутницей, фляга… наполовину полна. Вот это кстати.

Издалека же они шли, если воду взяли. Не соседей мы потревожили, нет. Тогда почему они напали?

Толог расстегнул пояс на гноме, стал переворачивать труп, высвобождая свой трофей. Наборный металл зазвенел, откликнулось эхо.

Арнорец замер. Как при звуках опасности.

Он не сразу понял, почему от тихого отзвука перезвона он напрягается, как перед схваткой.

Тишина.

Полная.

В большой пещере не было никаких звуков, кроме тех, что шли от него.

Совсем никаких.

Толог всматривался и вслушивался в темноту. После побоища должны быть стоны. Шевеление раненых. Хоть что-то!

Не может же он остаться в живых один?!

Арнорец полез вверх – откуда взялись силы! Руки и ноги сами находили нужные камни, он взлез… да что там – взлетел по скосу.

Безмолвие.

Мертвое.

Толог сделал несколько шагов. Труп.

Воин опустился на колени, ощупал. Человек. Кажется, Брассен. Рана в груди.

Пальцы арнорца скользнули выше… пустота.

Выше плеч не было ничего.

Но там должна быть шея. Лицо. Голова!

Арнорец не поверил своим рукам. Он принялся доставать кремень и огниво, пальцы не слушались, дрожали, огниво цеплялось за что-то, искра не желала раздуваться… огонь.

Лучше бы он не зажигал света.

Обезглавлены.

Все до одного.

Трут догорел, обжег пальцы, погас.

Мрак.

И когда снова обретаешь дыхание, то с ним поднимается древний, животный ужас. Бежать! Прочь отсюда! Ты больше не человек, не арнорец, у тебя нет имени – ты добыча. Добыча огромного неведомого зверя. Добыча, которой пока удалось ускользнуть.

К спасению!

Толог побежал, споткнулся обо что-то, упал.

Снова гном.

Пытаясь встать, оперся рукой… другой гном. Странно лежат. Мертвые враги не внушали ужаса, Толог зачем-то ощупал трупы.

Эти двое были сражены не воинами Ондомира. Они убили друг друга сами. Почему? Из-за добычи передрались?

Отрубленные головы арнорцев – добыча?

И это ответ?

В этих горах, годы и века отделенных рекой от остального мира, скрываются гномы, которым нет места среди своих. Изгои. Чужаки всем и друг другу.

Но сейчас Лун подо льдом. И если к изгоями приехал некто и предложил награду… за головы других изгоев?

Ондомир, почему ни один из нас не посоветовал тебе идти на юг немедленно? Как мы могли поддаться обманчивой безопасности этой пещеры…

Толог стал спускаться к выходу. Разум говорил, что надо вернуться, взять плащ, припасы, что безумие идти на юг вот так, в чем был. Разум говорил, но сделать и шагу обратно, к телам без голов Толог был не в силах.

Умрет по пути? Ну, значит умрет. Это не страшно.

После этой пещеры уже ничего не страшно.

Спустя месяц его подобрали эльфы Мифлонда, осматривавшие Синие Горы в поисках беглецов.

Чуть позже он стоял перед Аранартом и рассказывал, как погиб его брат.

Рассветы в Эред Луин были красивыми. Выйти из пещеры и смотреть, как небо бледнеет, потом рыжеет, потом поднимается оранжевое солнце.

Это значит, они проживут еще день.

Еще день будут рубить лес, чтобы хоть как-то согреться, охотиться, потому что конина давно закончилась, пытаться помочь раненым, хотя Минтору уже не поможет ничего, кроме макового молока… и не дать ли ему побольше, чтобы перестать мучить его и себя?

– Завтра будет хуже, – негромко повторяла Фириэль, и странным образом от этих ее слов становилось легче. Боишься неизвестности, а тут всё четко: завтра – хуже. Просто и понятно.

Глядя на нее, всегда спокойную, с гордо поднятой красивой головой – никто не мог ни бояться, ни отчаиваться. Ее «завтра будет хуже» означало, что сегодня – лучше. И этим лучше надо дорожить.

И они дорожили.