Некоронованный

Мужчины не замечали весны. Их волновал шум прибоя, а не яростный клекот краснобровых куропачей, влекла морская даль, а не озерца, где можно было оглохнуть от гогота самой разной птицы, им снились киты у горизонта – и что им мелюзга вроде пуночки, самец которой вертит своей черной спинкой перед подругой?

Мужчины не замечали весны, но весна замечала их. Она входила в их сердца – тоской по далям, хотя куда уж дальше, до края земли дошли; она будоражила их кровь – воспоминаниями о женах, и не о том, что с ними сейчас, а о недолюбленном в молодости, о напрасно потерянных днях и ночах, хотя тогда казалось, что есть заботы поважнее, чем быть друг с другом, а сейчас… как ни устал, а не уснуть, и думаешь, сколько же упустил, и упустил навсегда…

В жизни Арведуи настали очень странные дни. Сколько он себя помнил, он всегда был должен – сначала учиться, потом учить, должен был заботиться о своих людях, будь то его отряд, его семья или его страна, должен был понимать людей лучше их самих, чтобы подсказывать им единственно верные решения, должен был проявлять чувства там, где люди нуждались в участии, и сдерживать там, где человек должен справиться сам, должен был…

…а сейчас не должен ничего. Совсем.

Он сделал всё, что необходимо. И если сейчас что и должен делать, так это – ждать.

Тем людям, которые от него зависят сейчас, он дал жизнь хорошую настолько, насколько это возможно здесь. И если он что и должен делать, так это дать им самим позаботиться себе и заодно о нем: им это будет радостно.

Он должен отдохнуть. Странный, непривычный долг. Но другого пока нет. Будет, еще как будет. Только позже.

А сейчас – словно молодость вернулась. Он с Фириэлью снова бродит по цветущим… ну, не совсем лугам. Но уж что есть здесь. Разноцветные мхи – это даже красивее цветов. И Фириэль так радуется, как карликовые березки стелются по южным склонам валунов, греясь о камень. Сама она вот такая березка: искореженная холодом и ищущая тепла.

Странно вспоминать Гондор. Тогда ему, сначала «почти жениху», потом просто жениху принцессы стремились показать всю страну – от Западного Эмнета до Лебеннина и южных берегов. Цветов там, наверное, было много. Очень много. А он их не замечал. Он видел только ее – но не восторгом влюбленного, нет: он хотел понять эту девушку, скрывающую ранимость под ледяной броней гордости и благородных манер. Она ощущала его внимание, и день ото дня отогревалась. Чуть-чуть.

Свита полагала, что они учтиво беседуют, арнорский принц восхищается Гондором… всё выглядело вполне прилично, а они двое понимающе улыбались друг другу, потому что у них есть общая тайна. То, что их уже связало, было дороже, чем любовь.

А потом их повезли кататься на корабле. И там он увидел Фириэль другой. В море ее ледяной панцирь вдруг растаял. Жалость к ней? сочувствие? – всё это сдуло первым же порывом океанского ветра. Осталось лишь восхищение.

Была ночь, они стояли на носу корабля, закрытые парусами от придворных (если те любовались луной, то с кормы, как и положено пассажирам). Перекликались матросы, дышал во сне океан, Арведуи целовал ее лицо, шею, руки, она не пугалась и не противилась, и воля Ондогера, союз Северного и Южного королевства и все прочие судьбы Арды не значили для них уже ничего.

– Что они здесь делают, когда хотят остаться вдвоем? – спросила Фириэль.

– Забираются под полог, – развел руками муж.

– Варвары… – выдохнула она.

– Я скажу нашим, они переберутся в два других тэли. Сейчас тепло, пологи не нужны, а без них им будет тесновато, но терпимо.

– Нет! – испугалась она. – Нет, не делай этого!

– Почему?

– Это значит – сообщить на всё стойбище, что мы… Нет, пожалуйста.

– Фириэль, – он прижал ее к себе, она спрятала лицо у него на груди. Мать троих сыновей, старшему осенью тридцать шесть… а всё та же маленькая гондорская принцесса. Не испугается ни войны, ни назгула, ни диких земель, ни смерти, но страх обнаружить перед кем-то свои чувства – непреодолим.

Недаром ей так здешние березки нравятся. Они тоже прячутся за камнем.

– Фириэль, послушай меня. Да, они увидят и поймут. Но разве это дурно? Разве ты много видела здесь пар, у которых взрослые дети, но супруги до сих пор живут любовью? Не похотью, а любовью? И разве дурно объяснить им, что возможно и такое?

– Ты прав, но… я не могу.

Он прижал ее крепче.

– Сейчас так тепло, а это только начало лета. Ики ходит злой, ты не замечала?

– Ики всегда ходит злой.

– Верно. И всегда по делу, – голос Арведуи стал мрачен. – Он знает: это тепло дурной знак. Фириэль, мы бежали, чтобы стать приманкой для Моргула. Ему известно, что мы пересекли Лун. И он не упустит свою добычу. Фириэль, у нас осталось очень мало времени.

Его голос снова помягчал:

– И я не хочу терять ни дня, ни ночи.

– Я сгорю со стыда, – прошептала она. – Я не смогу завтра выйти из тэли.

– Тобой все будут восхищаться. Влюбленная девушка прекрасна, но влюбленная женщина – ослепительно хороша.

Она не ответила.

– Фириэль, у нас есть сегодня. Завтра у нас может не быть. Пожалуйста.