Некоронованный

В тепле множился гнус, морской ветер прогонял его, но олени не могли вечно пастись у моря: они не столько объедали ягель, сколько вытаптывали его и приходилось перегонять стада южнее… комарье лезло животным в ноздри, рот, глаза, закусывая оленят едва ли не до смерти. Молодняк слабел и гиб.

Шкуры оленят-пыжиков Нярох отвозил Фириэли: пусть у южан будет одежда по росту, а не с чужого плеча. Она благодарила, ей помогли раскроить, и она, к огромному удивлению всех, занялась шитьем сама. Впрочем, шкур было много (лучше бы их было поменьше!), так что без помощниц не обойтись.

Кроме всего, шитье было спасением от безделья: прогулкам по тундре пришел конец, гнус был беспощаден.

Жара усиливалась, становясь нестерпимой даже у моря.

Южный ветер доносил запах гари.

Мхи и пересохшие болотца тундры горели. Страшно было подумать о пространствах, которые огонь охватывал день за днем.

Южный горизонт был затянут дымом. Когда солнце светило сквозь него – дым становился сиреневым или фиолетовым. Это было… красиво. Страшно, ненавистно – и вместе с тем невероятно притягательно.

Всё мечтало о дожде – люди, звери, птицы, еще живые травы, даже, кажется, комарьё, которому эта жара тоже стала во вред.

Любая буря, шторм, пусть рвет и крушит, но лишь бы дождь. Лишь бы погасли пожары.

Ики прислушался.

В этот предрассветный час всегда было тихо. Не лаяли собаки – сейчас, утомленные жарой, они редко подавали голос. Не просыпались еще хозяйки, чтобы приготовить мужчинам еду. Не бежали к своим так полюбившимся тренировкам молодые охотники.

Но сейчас было тихо особенно.

Словно ты завернулся в одеяло с головой.

Ики знал многое. Его жизнь была долгой, он многое видел, о многом узнал и еще о большем – думал. Но он был старше своих шести десятков лет. Он был мудр опытом деда, и его деда, и его… он чувствовал их, и они были ему опорой, когда одному становилось слишком тяжело.

Как сейчас.

Он уже понял, что это за тишина.

Когда еще не кончилась зима, он уже предчувствовал, что так и будет. Когда увидел чужаков – предвиденье сменилось ожиданием неотвратимого.

Сейчас оно пришло.

Ики, старчески щуря глаза, вышел из тэли. Мокрый ком упал ему на лицо со входного полога.

До самого горизонта во все стороны, сколько хватало глаз лоссофа, тундру покрывал глубокий слой снега.

Июльского снега.

Волнами Мифлонда

Аранарт знал, что происходит в Артедайне. Бывшем Артедайне, а теперь землях Моргула.

Самые удачливые воины всё-таки добирались сюда и приносили вести.

Все равнины были в руках Короля-Чародея. Западные предгорья Сумеречного Кряжа – нет, но ангмарские отряды сторожили проходы между ним и Белыми Холмами: вроде бы и далеко от эльфов, но даже с Сумеречного пробраться в Мифлонд сложно.

Лучше не думать, сколько беженцев погибло, пытаясь уйти к эльфам.

Синие Горы… после вестей об Ондомире спасшихся оттуда не ждем.

Форност… это было ясно еще когда уходил.

Форност он сделал столицей своих земель. В Форносте – рудаурцы. И он.

Не думать о Форносте.

Считать, что он сгинул, как Нуменор.

Крепости Северного Всхолмья сданы, а глубоко в горы Ангмар не пошел. Пока не пошел?

Очень много беженцев на Сумеречном. Туда же ушло и немало воинов: не прятаться, а защищать их. Когда понадобится.

Когда?

Война в горах – самая долгая и проигрышная изо всех войн. Ангмарец это отлично знает. Он поступит иначе.

Как?

Снова нашлет мороз?

Зима будет страшнее предыдущей?

Что еще сделает Ангмарец?

И что можем сделать мы?

Кто это – мы?

Несколько десятков арнорцев, которые здесь, несмотря ни на что?

Или в это «мы» входит и Кирдан?

Эльф готов сражаться против назгула. Двое бессмертных. У них много времени.

«Я не начну войны без твоего отца. Я должен узнать то, что знает о Моргуле он».

Отец собирался прятаться в Синих Горах! Мы знаем, что становились с арнорцами, которые понадеялись, что за Лун они будут в безопасности! Так почему же Кирдан не хочет взглянуть в глаза страшной правде: он никогда не будет говорить с князем Арведуи!

Но древний эльф смотрит куда-то за горизонт и отвечает спокойно: «Тонлинд не нашел следов его гибели. Иначе бы он вернулся. Твой отец жив».

И остается изводить себя и арнорцев упражнениями – и ждать.

Неизвестно чего.

Когда вокруг них стала собираться пусть и горстка, но их народа, Аранарт и Голвег снова вернулись к счету дней.

Так что день своего совершеннолетия принц Артедайна никак не мог пропустить.

Он очень надеялся, что никто, кроме Голвега, не помнит об этой дате, а следопыту хватит такта промолчать.

Прошлый день рождения кажется праздником в цветах и лентах – по сравнению.

Кто он? Наследник – или князь уничтоженной страны?

Командир над несколькими десятками беглецов (его отряд год назад был больше!) – или тот, с кем пойдут на врага эльфы?

Он ничто, жалкий беглец, пригретый Кирданом? Или он тот, кто сможет вести войну против Ангмарца?

Разум говорил: ты беглец. А сердце стучало: воин и мститель. Вопреки разуму.