Некоронованный

Утром дунаданы смотрели на него с таким довольным видом, будто и сами провели эту ночь со своими женами.

Фириэль не показывалась. Ничего, не до вечера же она стесняться будет.

Арведуи делал вид, что занят какими-то повседневными делами, а сам поглядывал на выход из своего тэли. И вообще на стойбище. Его настораживало оживление женщин. Они что-то бурно обсуждали, смотрели все… да, как раз на его жилище, и не надо было знать язык, чтобы понять, о ком они говорят.

Он недооценил изумление, которое вызвало у лоссофов их желание остаться наедине. Это слишком вразрез со здешними обычаями. Слишком.

Надо будет выручать Фириэль.

Он позвал Сидвара – переводить, когда понадобится. Хулах, конечно, перевел бы лучше, но в этом деле обойдемся без него.

Фириэль вышла… и почти сразу на нее ринулась гомонящая женская толпа. Словно стая крачек.

Крича и жестикулируя, они ее спрашивали о чем-то. От шума она перестала понимать даже те слова их языка, какие знала, и растерянно то кивала, то качала головой, явно невпопад. Через какое-то время женщины поняли, что ничего от нее не добьются, и ушли, громко толкуя.

– И что им надо было? – тихо спросил Арведуи.

– Ну как бы тебе сказать, князь, – дунадан смутился. – В общем, они ее спрашивали, кхм, что же такое южане делают, что им нужно всех выгонять из тэли.

– Ясно. Пойдем, догоним их, я им отвечу.

– Ты?!

Арведуи взглянул на дружинника, и тот смутился снова: что это он, в самом деле, князь ему велит, а он болтает вместо того, чтобы исполнять.

В два шага они нагнали женщин.

Сидвар крикнул им фразу, в которой Арведуи распознал слова «…лавунгкве тахи …экватэныл» – «Наш князь хочет сказать вам то, о чем вы спрашивали его жену».

Женщины разом онемели: ответа от мужчины они ждали меньше, чем снега в июле.

Они впились в него глазами, и Арведуи сказал:

– У разных птиц разные брачные танцы. У разных народов людей разные обычаи.

Сидвар перевел.

– Пуночке надо совсем немного земли, чтобы повертеться перед подругой. А сколько неба надо соколу?

Дружинник перевел, и сам просиял от такого сравнения. Все они слышали пронзительное «кееек-кееек-кееек», все видели, как с высоты падает сокол, сложив крылья, как снова взмывает ввысь, и опять, опять. Полет его был прекрасен, как… как любовь князя и его жены.

– Хортхан! – понимающе выкрикнула одна из женщин.

– Хортхан-эква! – подхватили другие, и не нужно было знать язык, чтобы понять: «Соколица».

Похоже, у Фириэли просто дар обрастать прозвищами.

Всё было хорошо. Всё было слишком хорошо.

И если для Арведуи это было знаком того, что новые тяготы ближе, чем он думал, то дунаданы день ото дня явственно стыдились своего благополучия.

Однажды вечером князь собрал их.

Он говорил по обыкновению негромко. Его слова звучали мягким укором. Но в его речи не было вопроса. То, о чем он говорил, на самом деле было приказом – только приказом особенным: он требовал от своих воинов не действий, а чувств. Но слова его звучали по-отечески, так что арнорцам казалось, что он знает их собственные мысли и стремления души.

– Вы думаете о том, что не имеете права на сегодняшний покой. Вы стыдитесь нашего благополучия. Стыдитесь перед теми, кого мы оставили скрываться в глуши Северного Всхолмья.

Дунаданы опускали взгляд: князь читал их мысли.

– Но разве мы здесь потому, что хотели избежать тягот? Разве мы здесь потому, что бежали от войны? Разве нас привели сюда поиски сытой жизни?

Дружинники оживились.

– Разве не готовы мы вынести неменьшее, чем нам довелось, а – придется, так и большее?

Распрямили плечи. Вот именно.

– Я не знаю, что нас ждет, но одно мне известно точно: Моргул знает, что мы у лоссофов. Король-Чародей умен, он не станет искать маленький отряд на огромных землях. Я не знаю, что он сделает, но уверен: самое тяжелое нас ждет впереди.

Князь выдержал паузу, обвел их взглядом:

– И вот поэтому: не стыдитесь сегодняшнего затишья. Примите этот отдых так, как должно: с благодарностью.

Он снова помолчал.

– Отдыхайте. Скоро нам понадобятся все наши силы. Радуйтесь, и не смущайтесь этого: мы сделали что-то правильно, если к нам пришла радость там, где мы ожидали лишь лихо.

Он посмотрел на их посветлевшие лица и добавил:

– А если вас так терзают мысли об оставленных, то подумайте вот над чем. Моргул хоть нелюдь, но тоже нуждается в отдыхе, а лето – не его время. Быть может, наши близкие сейчас так же стыдятся, что им вполне терпимо живется в урочищах родных гор, а вот мы… на чужбине, лишенные всего. М?

Задумались. И даже улыбнулись этим мыслям.

– И еще. Даже если им тяжелее. Как вы считаете, какой вести о нас они бы желали: что мы скитаемся хуже диких зверей в вечной опасности и умираем от голода – или что мы живем так, как сейчас?

Совсем задумались. Вот и думайте.

Становилось всё теплее, прям как не север. Дунаданы поснимали меха.