– Будь Алдамир жив – он был бы здесь. Или вести о нем.
Хэлгон кивнул. Странно, что Голвег питает напрасную надежду.
Молодой князь Артедайна смотрел на море, словно ища взглядом гондорский флот. Сколько месяцев пройдет, прежде чем они действительно увидят его?
– Мы поступили больше чем правильно. Мы сделали то единственное, что должны были сделать. Но, может быть, сегодня мы совершили роковую ошибку. И она нам будет стоить победы. Жизни. Всего.
– Но мы умрем арнорцами, – ответил Голвег. – А не бродягами, клянчащими крова у эльфов.
– Да, – кивнул Аранарт. – Мы умрем арнорцами.
– Я не понимаю, – сказал Аранарт вечером того же дня.
Эти слова прозвучали не растеряно, не вопросительно. Они прозвучали на удивление твердо.
Голвег внимательно смотрел на него, ожидая продолжения.
– Я не понимаю, – повторил князь. – Послать флот нам на помощь, пока война идет, это благородно. И понятно. Отвернуться от нас и сказать, что гондорская армия нужна Гондору, это тоже, – он сжал губы на мгновение, – понятно. Послать войско сейчас, когда Артедайн пал? Ты можешь мне это объяснить?
– Отправить войско может только Эарнил, – медленно произнес старый воин. – А задержать его мог…
– Кто-то из советников, – перебил Аранарт. – Мы не знаем, кто. И скорее всего не узнаем. Неважно. Но, – он пристально посмотрел на Голвега, – почему?
– Да почему угодно! Не смогли быстро собрать войско, надо было построить корабли, долго спорили в совете…
– О чем? – тихо и напряженно спросил сын Арведуи.
– Ты полагаешь, ждали известий о вашей смерти? – в тон спросил Голвег.
– Отсутствие вестей тоже весть, – подал голос Хэлгон.
– Я спрашиваю.
– Не знаю, – Голвег покачал головой. – Если да, то точно не Эарнил. Он и тридцать лет назад был… ну, не самым большим нашим противником.
– Расскажи, что было тогда… – тихо попросил Аранарт.
– А ты совсем не помнишь? Ну да, конечно.
– Помнить… я помню, как Белый Город вырос перед нами. Словно видение из легенды. Он мне показался тогда таким невозможным, таким… я не верил, что он сотворен руками людей. Я на Мифлонд сейчас смотрю спокойнее. Я помню, как мы ехали по нему – вверх, вверх, а он всё не кончался. Как он ни был огромен при взгляде со стороны, изнутри он был во много раз больше. Мне тогда думалось, что это какое-то чудо, что земля давно осталась внизу и мы едем по белым облакам, которые приняли облик мостовых и стен. Я не удивился бы, встреть нас в Цитадели сам Владыка Манвэ. Странно, что его там не было.
Хэлгон чуть усмехнулся.
– А еще… – воспоминания детства незаметно стерли с лица сына Арведуи напряжение, не отпускавшее его последний год, – я помню, как мне было страшно смотреть из Цитадели вниз. Откуда-то было видно на один ярус, откуда-то на два… а потом я нашел место, где можно было видеть все шесть сразу! Я был готов там стоять дни напролет, у меня коленки тряслись от страха… – его лицо сияло восторгом, – парапет был мне почти по грудь, я точно знал, что не упаду, но у меня всё внутри обрывалось от ужаса, когда я смотрел и смотрел вниз. Оттуда меня увести можно было только силой…
Он выдохнул, возвращаясь в сегодняшний день.
– Вот что я помню о Минас-Аноре. Так что рассказывай.
Хэлгон поставил на стол три кубка, налил вина.
– Рассказывать… – Голвег отпил глоток, покрутил в руках кубок. – С чего начать…
– С того, – подал голос нолдор, – что я знаю только, что вы ездили и вернулись ни с чем. Раз уж рассказывать, так с самого-самого начала.
– Что ж, – старый воин сделал еще глоток, – это проще. Король Ондогер, его дед, откуда-то знал, что он сам и его оба сына погибнут. Кто ему, как это сообщил…
Голвег мрачно замолк, прикусил губу.
– Мама не знала, да, – тихо сказал Аранарт.
– В общем, Ондогер знал. И завещал трон ему, – кивнул на князя. – Но, понятное дело, указа на такой случай составить нельзя, только на словах… Фириэли, светлая ей память, сказал. Ну, кому-то в Гондоре тоже. А дальше – палантир, известие о нем с Артамиром и Фарамиром. Н-да.
Командир следопытов снова замолчал, вспоминая лицо Фириэли в те дни. Оно было таким спокойным, что смотреть страшно. Словно ничего не произошло. Язык не поворачивался не то что утешить ее, а просто выразить сочувствие. Она занималась их сборами в дорогу, словно это была обычная поездка. Словно она не потеряла отца и братьев. Словно она не расстается с единственным сыном на долгие годы, как они тогда думали. О том, чтобы ей поехать с ними, не было ни слова, и Голвег предпочел не задавать вопросов о причине этого.
В одном он был уверен точно: дочь Ондогера не «скрывает слезы». Она не плачет даже тогда, когда ее никто не видит. Наверное, зря.
…весь в мать, н-да.
Голвег одним глотком осушил кубок, Хэлгон налил еще.