Некоторые любят погорячее, или Джентльмены предпочитают блондинок

Мистер Споффард только что ушел из нашего купе, он таки приходил к нам с визитом. Он нам все рассказал про свою мать; я была этим очень заинтересована; я чувствую, что если мы с мистером Споффардом подружимся, то ведь он из тех джентльменов, которые непременно хотят вас знакомить со своими матерями. А если заранее знаешь, какого сорта мать вашего знакомого джентльмена, то потом легче с ней разговаривать, когда придется встретиться. Такой девушке как я – каждую минуту грозит знакомство с матерями джентльменов. Но такая неблаговоспитанная девушка, как Дороти, конечно, не из тех, с какими знакомятся матери джентльменов. А мистер Споффард рассказал, что ему приходится очень много заботиться о своей матери, потому что, оказывается, у матери мистера Споффарда небольшое слабоумие. Дело в том, что его мать происходит из такого старинного аристократического рода, что ее даже пришлось, когда она была совсем маленькой девочкой, отдать в школу, устроенную специально для детей из очень старинных аристократических семей, где их учат так, чтобы не утруждать их мозги. Ей до сих пор запрещено утруждать мозги, поэтому с ней ездит всюду молодая особа, которую называют ее компаньонкой, по фамилии мисс Чапман. В обязанности мисс Чапман ей все объяснять; иначе как бы она могла знать, что такое такая новая вещь, как радио, например, – не будь тут мисс Чапман, чтобы ей все объяснить. Тут Дороти воскликнула: «Какую ответственность на себя взвалила эта бедная девушка, – ну, представьте себе, что она ей объяснит, что радио – это такая печка, тогда в один прекрасный день она положит туда бумаги да подожжет его?» Мистер Споффард сказал, что мисс Чапман никогда не сделает такой ошибки. Мисс Чапман происходит сама из очень старинной аристократической семьи, и она очень умная. А Дороти сказала: «Ну, если она действительно такая умная, то держу пари, что в ее аристократическую семью когда-нибудь хаживал какой-нибудь разносчик, которому не следовало очень доверять». После этого мы с мистером Споффардом перестали обращать внимание на Дороти, – она совершенно не умеет поддерживать разговора. Мы с мистером Споффардом начали разговаривать о вопросах морали и нравственности, и мистер Споффард сказал, что думает, что будущее всецело в руках мистера Бланка – прокурора Республики, того самого знаменитого прокурора Республики, который закрывает все места в Нью-Йорке, где только продается вино. Мистер Споффард рассказал, что несколько месяцев тому назад, когда мистер Бланк решил добиться должности прокурора Республики, он вылил у себя в водосточную раковину на тысячу долларов вина. И мистер Бланк всем рекомендует поступать точно так же. На это Дороти сказала: «Хорошо ему было выливать на тысячу долларов вина в раковину, он за это, по крайней мере, получил на миллион долларов известности и при этом хорошее место, а если мы выльем вино в раковину, то что мы за это получим?» Но мистер Споффард слишком умный джентльмен, чтобы отвечать на такие глупые вопросы. Он бросил на Дороти взгляд полный достоинства и сказал, что ему пора идти к матушке; а я очень рассердилась на Дороти. Я вышла за мистером Споффардом в коридор и спросила его, не думает ли он, что я даром трачу время, перевоспитывая такую девушку, как Дороти? Именно это мистер Споффард и думает; ему кажется, что для такой девушки, как Дороти, нет ничего святого. Тут я сказала мистеру Споффарду, что я потратила уже столько времени на Дороти, что если мне не удастся ее перевоспитать, то это разобьет мое сердце. И у меня на глазах выступили слезы. Мистер Споффард отнесся ко мне с большим сочувствием, когда он увидел, что у меня нет платка, он взял собственный платок и вытер мне глаза. Он обещал, что всячески постарается помочь мне с Дороти и заставит ее направиться на более возвышенные мысли. А потом он сказал, что, по его мнению, нам следовало бы остановиться в городе, называемом Мьюник, который полон всякого искусства, называемого в Мьюнике – «кунст», – что это будет очень полезно для нашего образования. Он прибавил, что сам с нами сойдет с поезда в Мьюнике, а матушку может отправить вместе с мисс Чапман прямо в Вену, потому что его матушке все равно все города кажутся одинаковыми. Так что мы решили, что сойдем с поезда в Мьюнике; а мистеру Эйсману я могу послать телеграмму, когда никто не будет смотреть, потому что я серьезно думаю, что про мистера Эйсмана мне мистеру Споффарду говорить не следует; у мистера Споффарда одна вера, а у мистера Эйсмана совсем другая, а когда у двух джентльменов такие разные веры, то у них, очень мало конгениального. Я просто протелеграфирую мистеру Эйсману, что мы с Дороти решили остановиться в Мьюнике и посмотреть на всякое искусство. Я вернулась в купе и сказала Дороти, чтобы в следующий раз если ей будет нечего особенного сказать, то чтобы она и не говорила, и не мешала мне: потому что, хотя мистер Споффард старинного аристократического рода и пресвитерианец – со мной-то он все-таки может подружиться, и нам есть о чем разговаривать. Я заметила, что мистер Споффард очень любит много говорить о себе; я сказала Дороти, что это доказательство, что он, в конце концов, совершенно такой же, как все другие мужчины. Но Дороти возразила, что для нее этого доказательства мало. И прибавила, что, по ее мнению, я, может быть, и подружусь с мистером Споффардом и особенно с его матерью, с которой, как ей кажется, у меня очень много общего, но что если я когда-нибудь напорюсь на мисс Чапман, то тут я потерплю крах; она видела мисс Чапман в вагоне-ресторане за завтраком и говорит, что мисс Чапман особа из тех, которые ходят в мужском костюме и галстуке даже когда не ездят верхом. Дороти говорит, что джентльмену с такими мозгами, как у мистера Споффарда, только и остается для препровождения времени опускать монетки в пианино-автомат, но я даже не удостаиваю отвечать на такие разговоры. Однако, нам пора собирать вещи, чтобы сойти с поезда в Мьюнике, чтобы осмотреть там весь мьюнинский «кунст».