— Друг мой, — Крис тяжело вздохнул, опалив щеку дыханием. — Нет ничего более очевидного в этом мире для окружающих, чем френдзона. Даже если мы голыми снимемся для Harper’s Bazaar. Думай еще.
Мне стало не к месту смешно.
— Я совсем мудак в глазах других, да?
— Тебе так важно знать?
— Не слишком, на самом деле.
— Нет, — Крис прикрыл глаза, — не то чтобы очень. Не в последнее время. У тебя бесконечно влюбленное лицо. Я сейчас, наверное, скажу дикость, но именно сейчас ты просто обязан кататься, вот с таким вот выражением, с такими чувствами, пока они есть.
— «Пока»? — я улыбнулся до ушей. Крис эту мою рожу тоже знал. Он снова тяжело вздохнул:
— Хорошо. Пока ты способен кататься. Юри знает, что говорит. Он у тебя не идиот.
— Ты тоже хорош, — я больше не злился на Криса, я уже был в курсе, что Юри и без посторонней помощи способен вытащить черт-те откуда черт-те какие выводы. — Наговорил ему дерьма.
— Я выразил общее мнение, которое и так на поверхности, — Крис пожал плечами. — Век жертвенной любви прошел, причем очень давно. Ты не знал?
Метку дернуло. Отпустило. Крис мягко улыбался.
— Это просто я поздно проснулся.
— Очень может быть. В этом случае — играйтесь, конечно, кто мы все такие, чтобы советовать? Ты угробил сезон, он оценил это?
— Да, — меня тошнило. — Теперь взамен он уходит из спорта, чтобы меня не отвлекать, а я возвращаюсь.
— Вы меняетесь, — усмехнулся Крис. — Это хорошо. Современно. Потом, через сезон, опять наоборот, да? Ты — коньки на гвоздь, он — на велотренажер?
— Иди в жопу, Крис.
— Мое воспитание не позволяет мне комментировать это. Но мне твоя забота приятна, дорогой.
Я молчал. Крис потрепал меня по волосам и отстранился.
— А может, это он таким образом как раз борется? Бросает все, чтобы ехать за тобой и смотреть на тебя. Прямо как один мой знакомый. А ты вырядился в российскую форму, поешь оды Плисецкому, наверное, уже и программы придумал себе на следующий сезон?
Я все еще молчал. Крис разглядывал мое лицо.
— Советую взять Глорию Гейнор. «Я выживу». И без тебя проживу, негодяй, бросил меня, предпочел не кататься, а свои правила диктовать, ах, какое горе! Смотрите, меня бросили, а я вот жив и здоров!
Я чувствовал, как ребра тянет — так мне хотелось заржать. Или заорать. Но я стоял, лыбился, слушал.
Крис наклонил голову:
— Ты никогда не спрашивал его, почему он вообще катается?
— Потому что… ты был на том интервью!
— Был, приятель. И оно мне очень понравилось. Юри встал на коньки, потому что однажды он увидел тебя на них. Он катался всю жизнь, чтобы кататься, как ты. И, может быть, однажды, кататься с тобой. Или против тебя.
— Но он не хочет…
— Потому что ты зарастаешь жирком на трибунах? Я бы тоже завязал, если бы из-за меня солнце закатилось!
Крис был смешной, когда злился. В годы нашего соперничества я старался злить его чаще.
— А полюбил он тебя, а ты — его, когда ты прожил с ним год. Не потому что ты Никифоров. Не надо его проверять, идиот. Он и так любит. Просто… для кого ему кататься, для Плисецкого? А что, очень даже…
Это Плисецкий для него катается. Не наоборот. А Юри — всегда для меня, всегда только для меня. И даже тогда, на той чертовой записи на ЮТубе.
Голос Криса размазался, ушел на периферию. Я стоял, застыв, как столб.
Юри катался, потому что я катался. Юри прекратил, потому что ушел я.
Если вернусь я — есть шанс, что захочет вернуться и Юри.
Крис просто очень емко сформулировал то, что я и так знал. Я просто шел к этому дольше, как я любил, блядь, в обход, огородами, по большой дуге.
Значит, я все делаю верно? Если я не переиграл, конечно.
— Крис, — я схватил его за плечи. — Ты знаешь, что ты гений?
— Конечно, — устало закатил глаза Крис. — Так же хорошо, как знаю, что ты, как это… долбоеб.
Я обнял его изо всех сил. Крис пробормотал в мое плечо:
— Значит ли это, что мне надо ждать тебя?
— Еще не знаю, — и откуда мне было знать? Я все еще мог ошибаться. Юри оказался прав в долгосрочной перспективе — после Финала решить будет проще. — Не хочу быть придурком, который то уйдет, то вернется, когда деньги кончатся.
Крис хихикнул и высвободился, поправил волосы.
— Скажи мне — вы что, совсем не разговариваете?
— Почему, разговариваем. Вчера до драки договорились.
— Бог мой, — Крис прикрыл глаза. — Как это прекрасно. Вот теперь я бы точно на твою программу брошенного старпера посмотрел, Вик.
Да. Я бы сам посмотрел, Крис. Уверен, она была бы божественно прекрасна.
На разогреве Юри просто сделал пару кругов и вернулся к ограждению, уцепившись за мою протянутую руку. Клянусь, я слышал, как на этом моменте на трибунах кто-то завизжал.
Юри улыбался. Я тоже не мог не — он был такой… мокрый, румяный, но при этом собранный, сжатый в кулак. Я следил, как за ним вьется «юбка» костюма — короткий шелковый хвост, лоскуток, который напускал в образ этот потрясающий оттенок блядства. Смотрел, как он машет Мари и Минако, как вскидывает кулак, проезжая мимо ложи, укутанной в японские флаги, как ловит брошенного кролика и целует в щеку выбежавшего на лед с цветами маленького мальчика, смешного и толстого.